Лариса Деминская - Песочные часы вселенной. Возвращение.

- Как это, не удивило? Вы в своем уме?

- В своем. Вы говорили слова удивления, которые можно было бы сказать в вашем случае, но вы не были удивлены. У вас было спокойное выражение лица. Если такое случилось бы со мной, я бы вел себя иначе.

- На что это вы намекаете, черт бы вас побрал!

- На то, что вы что-то знаете, но молчите. Может быть, лучше вам, все-таки, рассказать? А то случится с вами что-то подобное, как с Джейн, и никто не будет знать, почему. Вам не обидно будет?

- Вы с ума сошли, - тихо сказал доктор и снова сел на стул.

- Нет, не сошел. Хотя, иногда, бываю близок к этому. Ну, так как?

- Ваши вопросы оскорбительны. Вы ошибаетесь, если думаете, что я имею отношение к смерти Джеймса или к исчезновению этой девушки. Вы позволяете себе намеки, не имея для этого никаких оснований!

- У меня нет фактов, но я знаю, что без вас здесь не обошлось. Я это чувствую.

- Чувства мало что значат.

- Ошибаетесь, чувства играют в жизни человека важную роль. А еще сны. Вы знаете, какие мне сняться сны? Во сне я вижу сэра Оливера, худого и изнуренного, в разорванном пиджаке, покрытым пылью. Шатаясь от усталости, он говорит мне…

- Прекратите! – крикнул доктор Морис.

- Вам не понравилось. А, каково мне смотреть такие сны. Вы, как доктор, должны понимать.

- Я понимаю только одно, вы не успокоитесь, пока не узнаете всю правду или пока…

- Что, пока? Пока меня не настигнет участь Оливера или Джеймса? Но пока я жив, я буду искать истину. Не надо было Сюзанне Хардман рассказывать мне о своих подозрениях. И вам, доктор, не нужно было подтверждать версию Сюзанны об убийстве.

- Вы ничего не докажете. А говорить можно, что угодно.

- Да, вы правы. Говорить можно что угодно, нужно только знать, что и когда сказать.

- Вы это к чему?

- Всего лишь к тому, что мне рассказала о вас Томатти Джеральд.

- Что она рассказала вам?

- Да, так, за дружеской беседой она мне как-то сказала: «Не будь нашего уважаемого доктора, многие события в этой истории пошли бы совсем в другую сторону».

- Что она имела в виду?

- Вот, вы опять побледнели.

- Она не могла ничего вам рассказать.

- Доктор, мы с вами говорим ни о чем, а время идет.

- И, что, если оно идет?

- А то, что неизвестно, что с вами будет завтра или послезавтра. Может быть, вам нужна помощь, а вы не хотите поделиться со мной вашими бедами.

- Оказывается, вы, мистер Артур – добрый человек. Какое редкое качество для семьи Блоров. Вы говорите мне о том, что я не удивился исчезновению человека, от которого осталось только платье? Тогда, как сами спокойно сидите здесь и рассуждаете на совершенно ненужные темы. Вас самих, что, это происшедствие совсем не волнует? Вы, что, не поняли? Человек исчез!

- Я понял, доктор, очень хорошо понял. Для меня это большое горе и потрясение. Я только сегодня видел Джейн, говорил с ней, и вот ее нет. Мало того, что в нее стреляли… подождите. Боже мой, из-за этого исчезновения у меня совершенно из головы вылетело. В нее стреляли!

Артур вскочил и распахнул дверь.

- Эй, кто тут есть? Патрик!

- Вы звали меня, мистер Артур? - отозвался дворецкий. - Я несу вам коньяк.

- К черту коньяк. Вызывайте полицию.

- Полицию?

- А вы не считаете нужным сделать это?

- Да, конечно, только…

- Что, только?

- Не нужно полиции, Артур, - сказал доктор.

- То есть, как это - не нужно?

- Видите ли, мистер Артур, нам нечего сказать полиции. Ведь Джейн нет, - сказал Патрик.

- Вы знаете, иногда мне кажется, что весь этот город сошел с ума, и в нем только один человек нормальный - это я. Или наоборот. Только мне от этого не легче. Поставьте поднос на стол, Патрик.

Патрик поставил на стол поднос, выразительно посмотрел на доктора и вышел.

- Будете? – спросил Артур, наполняя бокал.

- Давайте, - сказал доктор и взял бокал.

- За что выпьем?

- Да, черт его знает, за что теперь пить. Мне всегда казалось, что эта Джейн странная, но, чтобы до такой степени.

Артур рассмеялся.

- Да, такой поступок от нее вряд ли кто-нибудь ожидал. А, что, доктор, в медицине бывают такие случае, когда после ранения тело человека исчезает? – спросил Артур, выпивая свой коньяк.

Доктор сделал тоже самое.

- Не говорите глупостей. Такого не бывает.

- Тогда, что остается думать, что наша Джейн не была человеком?

- Как это не была человеком? – спросил доктор, снова наливая коньяк Артуру и себе.

- Но посудите сами. С человеком такое произойти не могло. Следовательно, наша Джейн не была человеком.

- Как вы быстро пьянеете, Артур.

- Да, при чем тут пьянство. Вы, что, до сих пор так и не поняли, что в жизнь нашего города вошло нечто сверхъестественное? Неужели, вы этого не заметили?

- Я стараюсь не думать об этом.

- Считайте, что ответили утвердительно. А, почему вы сказали, что Джейн казалась вам странной?

- Трудно сказать. Чувство у меня такое возникало каждый раз, когда я ее видел.

- Значит, чувства.

- Ну, да, чувства.

- Доктор, я не служу в полиции и не собираюсь кому-либо передавать содержание нашего разговора. Прошу вас, скажите мне, что произошло с Джеймсом. Чтобы вы ни сказали мне, я даже не стану вас осуждать. Не я вам судья.

- Да, не вы. Я сам в ответе за свою жизнь, которая не удалась. Хотел стать хорошим врачом, а стал…

- Если вы кого-то не смогли вылечить, это не значит, что вы плохой врач, Морис. Не надо себя казнить.

- Казнить? Я совершил преступление! И не один раз.

- Что же вы сделали?

- Вы спрашивали меня о Джеймсе. Ваш дядя был немногим старше вас, и здоровья он был отменного. Представляете, никогда не болел, ничем! Крепкие нервы, веселый характер, умная голова и никаких болезней. Даже позавидовать можно, не говоря о том, что он был красив.

- Действительно, счастливчик.

- Счастливчик? Несмотря на все свои достоинства, я бы не сказал, что он был счастливым человеком. Рос со своей тетушкой, вдали от дома и отца, который не любил его и не скрывал этого. Когда Джеймс был маленьким, он редко бывал здесь видимо потому, что его приезды зависели от Генриха. Но, когда Джеймс стал взрослым человеком, он часто приезжал к отцу, и эти приезды не доставляли Генриху радости.

- А, откуда вы все это знаете?

- Генрих Блор был моим пациентом, я лечил его.

- Простите, что переключаю ваше внимание на Генриха, он тоже был такого же хорошего здоровья?

- Что вы, Генрих Блор никогда не следил за своим здоровьем и обращался ко мне только тогда, когда ему становилось совсем плохо. У него были серьезные проблемы с нервами и сердцем. В последнее время, может быть, последние года два до смерти, он стал очень мнительным и подозрительным. Его мучали кошмары, ему всюду казалась измена.

- Измена? Странное слово.

- Вспомнилось сейчас. Именно так он и говорил. Характер у него был вспыльчивый и несдержанный. Он часто ссорился с сыном, после этого ему становилось плохо, и я вынужден был оказывать ему помощь. Я часто бывал в этом доме, поэтому невольно был свидетелем отношений между Генрихом и сыном.