Юлия Васильева - Урожай собрать не просто

– Леди Николетта, где ваша проницательность?! – в притворном разочаровании воскликнул партнер фабриканта. – Вы оказались неправы и в том, и в другом случае, да к тому же еще и очень несправедливы к господину доктору. Вовсе не состояние моего здоровья заставляет сэра Мэверина продолжать свои визиты.

Мой собеседник кинул многозначительный взгляд на леди Филиппу, что та, конечно же, не упустила из виду:

– Если бы эти визиты не имели отношения к вашему здоровью, вряд ли бы вы оплачивали их с такой покорностью.

Но господин Жерон не имел привычки легко сдаваться, по крайней мере, в словесных баталиях.

– Ха-ха, дорогая Филиппа, где же ваша благодарность за то, что я на редкость вовремя повредил себе спину. Иначе доктору было бы не так просто найти дорогу в ваш дом. В случае чего, не забудьте сказать тост за меня и мой радикулит на свадьбе.

– Жерон, вы, наверно, переусердствовали с микстурами. От некоторых из них приключаются удивительные галлюцинации. Я не собираюсь замуж в третий раз, запомните мои слова.

– Зачем мне их запоминать, если ваш цветущий вид говорит об обратном? Неужели вы распустили свои дивные волосы, только чтобы порадовать больного старика? А уж экзекуции над последней цветущей розой в вашем миленьком зимнем саду я точно не достоин.

– Ну, если вы так настаиваете…, я распустила волосы только потому, что не хватило времени убрать их в прическу. Мне пришлось почти целый час заниматься примирением работниц фасовочного цеха! Они сказали, что вы, дорогой мой выздоравливающий, отказались разговаривать с ними, сославшись на боли в спине.

– Ну, Филиппа, помилуйте, я же не золотарь, чтобы копаться в их мелочных дрязгах, – немного извиняющимся за скабрезность тоном ответил господин Жерон.

– Золотарь? – заинтересованно поднял голову Михей. – Наверно, прибыльная профессия?

Взрослые почувствовали себя неловко, а две девицы-подружки, переглянувшись, захихикали в кулачки. Оська подвинулся к Михею и стал что-то быстро нашептывать ему на ухо – судя по меняющемуся выражению лица последнего, нечто крайне расширяющее лексический запас.

Лас очень вовремя задал вопрос, как хозяева собираются проводить праздник Темной ночи, и я, предоставив братьям далее самим выходить из неловкой ситуации, сказала, что вынуждена отлучиться на секунду, и вышла из столовой.

Существует поверие, что праздник Темной ночи – время, когда нечисть выходит пошалить. А потому находчивые селяне считают, что в эту ночь можно пошалить и самим, например, во дворе у соседа, а поутру спихнуть все на леших и домовых. К счастью, на поместья лордов в большинстве своем подобные игры не распространяются, если, конечно, владельцы жили в мире со своими работниками весь предыдущий год. Думаю, и на фабрику тоже никто не посягнет, так что в гости леди Филиппа нас пригласила не из-за страха перед заигравшимися селянами.

Пока вся честная компания занималась поглощение гуся (которого господин Жерон с завидным упорством величал «нашим лебедем»), я прошмыгнула по коридору в контору – лучшего времени, чтобы никто не мешал шататься по фабрике, найти было просто невозможно. Рябиннику вполне могла прийти в голову такая же мысль. Так что, если он еще не отказался от своих прогулок по территории предприятия, у нас с ним есть шанс столкнуться. Ну а нет, так подышу фабричным воздухом – благо господин Клаус все же наладил вентиляцию.

Проходя через здание конторы, я не смогла побороть искушение и заглянула в кабинет фабриканта (подумаешь, подняться на второй этаж – почти по пути). Знаю, господин Клаус не одобрил бы такого поведения, но сама к себе я была гораздо снисходительнее, чем он. За что и поплатилась первыми седыми волосами, когда открыла заветную дверь: за рабочим столом кто-то сидел, и глаза незнакомца горели темным нечеловеческим огнем.

– Мамочки, – только и успела пробормотать я, когда этот кто-то пошевелился, раскрыл огромную клыкастую пасть и… гавкнул. Гавкнул? – Зельда…, еще никогда в жизни не была так рада тебя видеть.

Пришлось попридержать рукой бешено колотящееся сердце, а то оно на радостях так и норовило выскочить из груди и скрыться с места происшествия. Собака спрыгнула с кресла и направилась в мою сторону с неопределенными намерениями. Желая предвосхитить очередную сложную ситуацию, я снова заговорила:

– Тоже скучаешь по своему хозяину, да? – дружелюбие и понимание еще никому не мешали. Собака остановилась, будто поняла. – Ну ладно меня оставили, но почему он не мог взять с собой тебя?

Мне бы тогда было гораздо проще бродить по фабрике, но Зельде об этом лучше не знать.

Когда любимица господина Клауса издала короткое жалобное поскуливание, я пожалела о своих недобрых мыслях и, бездумно рискуя собственным здоровьем, сделала шаг ей навстречу.

– За тобой-то, по крайней мере, он точно вернется. Надо только подождать, – я положила руку ей на голову и при этом, на удивление, осталась с тем же количеством пальцев. – О себе я такого, увы, сказать не могу.

Шершавый язык неожиданно прошелся по моей ладони и сердце, только что ломившееся в ребра, свалилось куда-то в одну из пяток. Не быть мне дрессировщицей – пусть неограненый талант и налицо.

– Ладно-ладно, – я осторожно убрала руку, – не нужно мне твоего сочувствия. У меня, между прочим, еще дела.

Но немедленно предпринятая попытка выйти из кабинета не увенчалась успехом: Зельда прихватила пастью мою юбку, и, услышав характерный треск ткани, я моментально пожалела, что и сегодня отказалась надеть очередное творение Михея.

– О Боги, да ничего я не сделаю на фабрике твоего драгоценного хозяина! Ты же собака, – мне ничего не оставалось, как только воззвать к инстинктам животного, – ты должна чувствовать благие намерения!

В тот момент, когда мой голос достиг своей наивысшей трагической интонации, внизу что-то неожиданно и резко хлопнуло. Мы с Зельдой замерли и серьезно посмотрели друг другу в глаза: я закрыла рот, она наоборот открыла пасть и выпустила мое платье.

– Идем? – скорее предложила, чем скомандовала я. Уж больно страшно теперь стало спускаться вниз одной.

На первом этаже было неожиданно холодно – что-то я не заметила ничего подобного, когда проходила тут десятью минутами ранее. Так и есть: в одном из кабинетов открыто окно и занавесь белым привидением полощется на ветру, впуская внутрь редкие снежинки.

А безопасность-то ни к лешему. Сейчас бы сюда приказчика с его плакатами. «Уходя, закрывайте окна и двери! Живем не в пещере, хоть воры, что звери!» Нет, далековато мне еще до краткости Феликса.

Я закрыла окно, пока все бумаги со столов не разлетелись, и поспешила по коридору догонять Зельду, которая уже обнюхивала переход в главный цех фабрики. Может, не так уж и права я была со своими догадками о нечисти? Духи через окно не лазят, да и запах вряд ли оставляют. Любимица фабриканта встала во весь свой почти двухметровый рост и заскребла когтями по двери – неплохой намек на то, что пора бы извлечь из моего пребывания здесь единственно возможную пользу. Я подвинула Зельду и открыла щеколду, конструкция которой была недоступна собачьим лапам и зубам.