Сергей Морозов - Приключения Красной Беретки

— Не добро и зло, а божественное и демоническое.

— Да, можно выбрать условный набор правил для зла. Например, можно сказать, что причинение живым существам лишних страданий есть зло. Можно придумать еще несколько подобных правил, и объединить это в понятие зло. Но это понятие очень быстро исказится. А искажения живут тысячелетиями, причиняя те же лишние страдания.

Иногда они приближались к истине, что зло есть лишнее страдание, но тогда если страдание… а у кого‑то лишнее страдание есть зло, в слове зло не оставалось смысла, оставалось только слово «страдание». Получалось, что страдание – зло. Но ведь не каждое страдание есть зло. А на утверждении «страдание есть зло» построили несколько религий. Или еще. Мы только что говорили о браках. В большинстве религий они считаются добром. Но боги никогда и ничего не говорили о браках. Брак – чисто человеческая выдумка, от которой люди сами же и страдают. Сейчас люди считают брак чем‑то естественным, как тысячелетия назад считали естественным храмовые оргии. И общие правила для всех. Это из тысячелетия в тысячелетие. Секс богов имеет мало общего с человеческим. А секс божественных человеческих личностей имеет столь же мало общего с сексом невежественных человеческих личностей.

— Но ведь может быть секс брата и сестры?

— Конечно. Если брат и сестра совершенны. Ограничения, которые придумывают люди, имеют причиной их несовершенство. Люди придают сексу очень большое значение – и это понятно, потому что у людей очень ограниченное количество удовольствий. А у богов их множество, так что секс и стоит чуть ли не на последнем месте, и не является постоянной потребностью.

— Что главное в любви и сексе?

— Главное – это свобода.

— Значит, любовь, секс и свобода?

— Свобода есть свобода выбора, и это фундаментальная свобода для развития жизни. Боги выбирают божественных людей. Чем больше свобод у всех, тем больше окажется возможностей для людей божественных. Будучи свободными, женщины становятся избирательными. Будучи свободными, мужчины раскрывают свои таланты, чем открывают для женщин свободу быть избирательными. Да, система была придумана и работала задолго до людей.

---

Богиня уже рассмотрела помещение, куда попала. Помещение было просторным, вещей было мало, все было просто и понятно. Но одну вещь она не поняла, и подошла поближе. Это был громадный разукрашенный в разные цвета шар, стоящий на стержневой подставке.

— Что это? – спросила Богиня.

— Это глобус. Самая правильная карта мира. Крутани его.

Богиня осторожно коснулась глобуса, и тот закрутился. Богиня смотрела с восторгом.

— Тебе он нравится? Вижу, нравится. Забирай его. Я себе еще нарисую.

— Он прекрасен. Так просто… – богиня посмотрела с восхищением.

— А зачем что‑то усложнять, если это действительно просто.

— Ты говорил о божественных развлечениях.

---

— Пойдем полетаем – сказал Варуна.

Богиня немного удивилась, но не подала виду и пошла следом на ним. Они шли сквозь зал, прошли сквозь огромный проем, и вышли на площадку. Легкая дымка облаков скрывала землю – и эта дымка была внизу, и на земле было видно почти все, почти каждая деталь.

— Идем, — Варуна шел к краю.

— Но у меня нет крыльев.

— Зачем крылья, когда не летаешь? Крылья нужны только в полете.

И он сделал шаг в пространство. Она быстро вдохнула, разбежалась и прыгнула. Глаза закрылись.

— Зачем ты машешь руками? – спросил Варуна.

Она висела в воздухе около пирамидального сооружения. Она огляделась. Два огромных белых птичьих крыла двигались над ней. Она остановила руки. Крылья Варуны были другими – более длинными и тонкими, черными с серебряной полосой. Богине показалось, что в его крыльях присутствует что‑то хищное. Ей стало смешно. Она попыталась напряжением отлететь от пирамиды.

— Не думай. Просто смотри туда, где ты хочешь быть. Ты же не думаешь о движениях ног, когда куда‑то идешь.

— Хочу лететь стремительно туда, — и она начала пикировать вниз. Она заметила, что пирамида не стоит на земле, а тоже парит в воздухе.

— А теперь – вверх, — и она взмывала вверх, выше пирамиды, выше. Она летала. И она почувствовала, что может летать. И Варуна летел рядом.

Они летели. Ветер звенел. Земля расстилалась. Она видела все. Она увидела свой дом. Она летела вдоль дороги, по которой обычно ездила. Она увидела Городок. Она увидела ярмарку. Она сбавила темп.

— Монахи, — сказала она, все разноцветные, черные, оранжевые, серые, в колпаках и халатах, в чалмах и галстуках… у них столько разных цветов, — а какие из них мои? Я ведь богиня.

— У тебя нет монахов, — сказал Варуна, — у тебя есть жрецы, поклонники, верующие… а монахов у тебя нет.

— А храмы?

— Разумеется, храмы, как же без них, есть атрибуты, оружие, одежда, животные.

— Интересно… А они нас видят?

— Для этого нужна очень высокая степень просветления. Так что вряд ли.

Но богиня что‑то чувствовала. Она чувствовала, что один из черных монахов видит ее. Она видела его хорошо, но он вряд ли обладал таким божественным зрением.

— Один меня видит.

— Да? Тебя или меня? Давай разлетимся, куда он будет смотреть?

Они медленно пошли на низком полете вокруг ярмарки, с двух сторон. Монах определенно видел богиню. Он повернулся за полетом, он начал что‑то кричать, он начал показывать рукой. Другие монахи поворачивали головы, но столь же быстро отворачивались. Над другой стороной ярмарки Варуна и богиня встретились и застыли в воздухе.

— Он идет в нашу сторону, — сказала богиня.

— Давай сядем на крыше храма, и посмотрим.

Они находились как раз над карнизом, по краям которого сидели две крылатые человеческие фигуры. Варуна встал на карниз, а потом сел подобно фигурам, свесив вниз ноги. Богиня застыла в воздухе рядом.

— Он подошел ближе и смотрит. Но ему плохо видно. Наверно, он хочет восхититься моей красотой. Или что‑то спросить про богов. Я слечу вниз.

— Я бы не рекомендовал.

— Почему?

— Если ты расскажешь сотне человек, что ты богиня, из них 99 свихнется, а последний перескажет это так, что все и сам перепутает, и запутает других. Дело в том, что очень трудно рассказать человеку правду, не открыв ему его внутреннюю сущность. А на такое откровение люди не рассчитаны. Но и до внутренней сущности еще нужно добраться… обычно они разбегаются раньше.

— Все‑таки я полечу. Я люблю, когда мной восхищаются, — и она спрыгнула.

---

Богиня мягко спустилась на землю перед монахом, легко взмахивая крыльями, со звонким, тихим, чарующим свистом. Ее руки были опущены и расслаблены. Она улыбалась – улыбалась чуть–чуть, кончиками губ. Она была восхищена собой, она светилась, она чувствовала, что светилась, но не в переносном смысле, а в самом прямом – тончайшее свечение окружало ее, и это свечение двигалось и волновалось с каждым взмахом крыльев. И само пространство, восхищенное ее божественной красотой, втягивалось в нее и искажалось, уходя в нее преломляющими свет волнами — так великолепие поглощало мир. Опущенные руки она развернула ладонями вперед – знак, говорящий о ее миролюбивых намерениях. Монах попятился, упал сначала на колени, а потом еще и наклонился лицом почти в самую землю.