Джо Аберкромби - Герои

— Думаю, нет. — Как будто его мнение самое главное. — Трясучка сказал, я тебе зачем-то понадобился.

— Что, двум старым бойцам нельзя просто поболтать после боя?

Это оказалось для Утробы гораздо удивительнее и неожиданнее кинжала в спину.

— Можно, почему нет. Только ни за что б не подумал, что ты будешь одним из них.

Доу, казалось, немножко над этим поразмыслил.

— Да и я б не подумал. Видать, сюрприз для нас обоих.

— Айе, — сказал Утроба, без понятия, что ещё можно сказать.

— Пускай Союз завтра сам к нам приходит, — произнёс Доу. — Пощадим твои старые ноги.

— Ты считаешь, они нападут? После такого?

Усмешка Доу растянулась шире некуда.

— Мы навешали Челенгорму крепких люлей, но половина его войска даже не пересекала реку. И это только одна дивизия из трёх. — Он показал в направлении Адуэйна, в сумерках загорались мерцающие огоньки, яркие точки отмечали участки тракта, где солдаты на марше зажигали факелы. — И Миттерик только-только подводит сюда своих. Свежих и подготовленных. На другой стороне, должно быть, Мид. — И его палец сместился влево, к Оллензандскому тракту. Утроба разобрал огни и там, ещё дальше, и его сердце упало. — У нас впереди работы — непочатый край, даже не думай. — Доу наклонился ближе, впившись пальцами в плечо Утробы. — Мы ещё только начали.

Ваше светлейшее величество,

С прискорбием сообщаю Вам о том, что сегодня Ваше войско и Ваши интересы на Севере претерпели серьёзнейшую неудачу. Передовые части дивизии генерала Челенгорма этим утром достигли города Осрунга и заняли господствующую позицию на холме, увенчанном кольцом старинных камней, называемых Героями. Однако, отвратительные дороги задержали подкрепления, и прежде чем они смогли переправиться через реку, северяне атаковали с большим численным превосходством. Несмотря на беспримерную храбрость, Шестой и Ростодский полки оказались разгромлены. Знамя Шестого полка утеряно. Потери составили около тысячи павших, примерно столько же раненых, и множество попавших в руки врага.

Только доблестное вмешательство Вашего величества Первого Кавалерийского предотвратило дальнейшую беду. Теперь северяне основательно закрепились на Героях. На склонах можно увидеть их лагерные костры. Когда дует северный ветер, можно даже расслышать их пение. Тем не менее, мы удерживаем местность к югу от реки. Дивизии генерала Миттерика на западном крыле и лорда-губернатора Мида на восточном, начали прибывать и готовить контрнаступление, с первыми лучами солнца.

Завтра северяне не будут петь.

Остаюсь самым преданным и недостойным слугой Вашего величества,

Бремер дан Горст, королевский обозреватель Северной кампании.

Сгущающуюся тьму наполняли возгласы, стуки и вопли, острый привкус дыма, и куда более острая горечь поражения. На ветру потрескивали костры и в бледных руках шкворчали факелы, подсвечивая лица, изнурённые днём безостановочных переходов, ожиданий и тревог. И порой, кое-где, даже боёв.

Дорога из Уффриса — нескончаемая вереница перегруженных фургонов, конных офицеров, идущих строем солдат. Дивизия Миттерика проталкиваясь по ней, разглядывала побитых и раненых, чуяла и впитывала пагубу страха, ещё до того, как учует врага. Многие вещи были бы просто предметами, если бы разгром на Героях не придал им довлеющую многозначность. Дохлый мул — отражение пламени факелов в изумлённых глазах. Телега со сломанной осью, поваленная на обочину и разобранная на дрова. Брошенная палатка, сорванная ветром с креплений, на затоптанном холсте вышито золотое солнце Союза. Всё превратилось в знамения рока.

Во время утренних пробежек Горста по расквартировкам того или иного полка страх был редкостью на протяжении нескольких последних месяцев. Скука, усталость, холод, болезнь, покорность судьбе и зелёная тоска по дому — всё было. Не было страха перед врагом. Теперь он везде, и его запах лишь рос, и неудержимо накатывались тучи, а солнце тонуло за взгорьем.

Если победа творит храбрецов, то поражение рождает трусов.

Движение через село Адуэйн полностью заклинили несколько фур неимоверных размеров, запряжённых восемью лошадьми каждая. Побагровевший офицер орал на старика, горбившегося на облучке первой из них.

— Я Сауризин, адепт-химик Университета Адуи! — голосил тот в ответ, размахивая документом с подтёками первых дождевых капель. — Это оборудование вы обязаны пропустить, по приказу лорда Байяза!

Горст оставил их спорить и миновал колотящего в двери, в поисках постоя, квартирмейстера. Посреди улицы стояла северянка с тремя прильнувшими к её ногам детьми, рассматривая горстку монет под крепнувшим ливнем. Вышвырнутые из своей халупы, чтобы освободить место какому-нибудь хмырю лейтенанту, которого выпихнут, чтобы освободить место какому-нибудь фу-ты ну-ты капитану, которого подвинут, чтобы освободить место какому-нибудь опухшему майору. И где же тем временем окажется эта женщина со своими детьми? Будут ли они мирно спать в моей палатке, пока я героически улягусь на ночлег снаружи, на сырой дернине? Мне надо всего лишь протянуть руку… Вместо этого он свесил голову и молча проплёлся мимо.

Большую часть главных деревенских построек уже наводнили раненые, в менее серьёзных случаях выпихиваемые на крыльцо. Они смотрели на него искаженными от боли, испачканными грязью либо забинтованными, одутловатыми лицами, и Горст молча глядел в ответ. Моё уменье — причинять страданья, а не утолять их. Всё же он вынул пробку из меха с водой и протянул им, и каждый по очереди отпил по глоточку, пока мех не опустел. Кроме одного, ухватившего за руку, никто его не поблагодарил, да ему и всё равно.

В дверях появился хирург в перемазанном переднике и испустил протяжный вздох.

— Генерал Челенгорм? — спросил Горст. Ему указали на колеи боковой дорожки, где через пару шагов послышался голос. Тот самый, нёсший околесицу приказов последние несколько дней. Сейчас его интонация изменилась.

— Кладите их сюда, сюда кладите! Расчисти место! Ты, неси бинты! — Челенгорм стоял на коленях в грязи, сжимая ладонь мужчины на носилках. Похоже, он наконец сбросил с себя весь громоздкий штаб, если только не оставил их мёртвыми на холме. — Не тревожься, за тобой будет лучший уход. Ты — герой. Вы все герои! — Его колени плюхнулись в грязь подле следующего. — Ты сделал, всё что требовалось. Это моё поражение, друзья, мои ошибки. — Он стиснул плечо раненого, затем встал, опустив голову. — Моя вина.

Кажется, в некоторых людях, разгром пробуждает самое лучшее.

— Генерал Челенгорм.

Тот поднял взгляд. Окунул лицо в ореол света, неожиданно представая в чрезмерно старом, для такого молодого мужчины, облике.