Джо Аберкромби - Герои

Ещё один скрипучий шаг. Он глубоко, до рези в горле, вдохнул, надувая грудь, застыл, замер, время растягивалось. Сколько времени нужно человеку, чтобы поставить ногу?

Ещё шаг.

Ручей рванулся наружу, крича, отшвыривая дверцу. Распахиваясь, один угол заклинило досками пола, и он ударился об неё, ныряя вперёд, теряя равновесие. Выбора нет, только бить.

Союзный воин стоял в тени, поворачивая голову. Ручей широко ударил, почувствовал, как клинок ужалил цель, крестовина впечаталась в костяшки пальцев, когда лезвие скользнуло в грудь союзного. Они перекрутились в рычащем объятии, и что-то крепко треснуло Ручья по голове. Низкая балка. Он повалился на спину, принимая на себя вес солдата, ухнул, дыхание ушло, рука сплющилась под рукоятью. Глазам потребовалось время, чтобы приспособиться, зато потом перед ним тут же предстало искажённое, пучеглазое лицо.

Вот только тот вовсе не был союзным воином. Это был Терпила.

Он долго, медленно втягивал воздух, дрожали щёки. А потом выкашлял кровь в лицо Ручью.

Ручей заскулил, отбрыкнулся, извиваясь, выбрался, перевернул Терпилу и, шаркая, отполз от него. Встал на колени, глядя во все глаза.

Терпила лежал на боку. Одна рука царапала пол, один глаз выкатился на Ручья. Он пытался что-то произнести, но слова были пузырями. Из носа и рта пузырилась кровь. Кровь наползала из-под него и просачивалась в щели меж досками. Чёрная в тени. Тёмно-красная, там, где на неё падал лоскуток света.

Ручей положил руку ему на плечо. Едва не прошептал его имя и понял, что это бессмысленно. Другая рука сомкнулась на рукояти, скользкой от крови. Вытащить меч обратно оказалось намного труднее, чем загнать. Выходя наружу, клинок издавал тонкий, сосущий звук. Он снова чуть было не произнёс имя Терпилы. Обнаружил, что не может говорить. Пальцы Терпилы не шевелились, глаза широко распахнулись, губы в красном, шея в красном. Ручей приложил ладонь тыльной стороной к его губам. И понял, что она вся в крови. Понял, что весь в крови он сам. Пропитался ею. Стал красным. Он выпрямился, внезапно свело желудок. Терпила всё также смотрел на него. Качаясь, Ручей побрёл к ступенькам и вниз, меч процарапывал по побелке розовую канавку. Отцовский меч.

Внизу всё без движения. С улицы, вроде, доносится бой. Дикие крики. От пожарищ стояла тусклая дымка, привкус гари щекотал в горле. Вкус крови во рту. Крови, железа и сырого мяса. Все ребята были мертвы. Стоддер вниз лицом у ступеней, тянется к ним рукой. Затылок расколот ровной трещиной, волосы свалялись в тёмные завитки. Колвинг напротив стены, голова откинута, руки вжаты в круглый живот, рубашка вымокла кровью. Брейт в углу выглядел просто кучей тряпья. Он, бедолага, и раньше выглядел немногим лучше.

Мёртвыми лежали и четверо союзных, друг за другом, будто решили держаться вместе. Ручей встал посередине. Враги. У них такое хорошее обмундирование. Нагрудники, и наголенники, и начищенные шлемы, все как один. А пацаны типа Брейта погибли с не более чем расклиненной палкой с просунутым туда лезвием от ножа. Ведь правда нечестно. Тут всё нечестно.

Один из них был на боку и мотнул головой, когда Ручей перекатил его сапогом. Он остался лежать лицом в потолок, глаза смотрели в разные стороны. Кроме обмундирования, на вид в нём ничего особенного. Он был моложе, чем думал Ручей, на щеках пробивался пушок бороды. Враг.

Раздался грохот. Разбитую дверь пинком снесли с пути, и кто-то опасливо шагнул в комнату, со щитом впереди и выставленной булавой. Ручей просто стоял и смотрел. Даже не поднял меч. Человек, хромая, ступил вперёд, и длинно присвистнул.

— Что было, парень? — спросил Поток.

— Не знаю. — Он и вправду не знал. На худой конец знал что, но не знал как. Не знал за что. — Я убил… — Он попытался указать наверх, но не смог поднять руку. Хватило сил лишь покачать ею над мёртвыми союзными парнями. — Я убил…

— Больно? — Поток надавил на пропитанную кровью рубаху, осматривая его в поисках раны.

— Не моя.

— Сделал четверых мудозвонов, ого? Где Терпила?

— Мёртв.

— Ладно. Так. Не думай про всё это, нельзя. По крайней мере, ты выбрался. — Поток одной рукой подхватил его за плечи и повёл на ярко освещённую улицу.

Снаружи ветер надувал холодом пропитанную кровью рубаху и пропитанные ссаньём штаны, вгоняя Ручья в тряску. Булыжники покрыты пылью и пеплом, щепками досок и обронённым оружием. Повсюду раскиданы мёртвые — обеих сторон сражения, с ними и раненые. Один союзный на земле беспомощно протягивал руку, пока двое трэлей дорубали его топорами. Дым всё ещё сносило по площади, но Ручью была видна новая схватка на мосту, тени людей и клинков во мгле, летели редкие стрелы.

Грузный, пожилой воитель в тёмной кольчуге и посечённом шлеме сидел на лошади впереди остального клина и сломанной палкой указывал на ту сторону площади, ревя во всю глотку, хриплым от дыма голосом. — От моста их! Гоните гадов! — У одного из его людей на шесте штандарт — белая лошадь на зелёном поле. Эмблема Долгорукого. Что, как догадался он, означало: пожилой воин — сам Долгорукий и есть.

Ручей только сейчас начал понимать, что к чему. Северяне провели собственную атаку, точно как сказал Поток, и подловили Союз, пока те вязли по домам и извилистым улочкам. Прогнали их обратно за реку. Кажется, он, может статься, сегодня и не умрёт, и от этой мысли захотелось плакать. Пожалуй, он бы и начал, если б глаза и так не слезились от дыма.

— Долгорукий!

Старый воин обернулся.

— Поток! Жив, паскуда!

— Пока не знаю, вождь. Подрались тут тяжко.

— Не то слово. Я секиру, нахрен, сломал! У союзных добрые шлемы, да? Ну, всё ж не настолько добрые. — Долгорукий швырнул расколотую рукоять через всю разгромленную площадь. — Ты прилично потрудился.

— Вот только потерял почти всех мальчишек, — промолвил Поток. — Один этот остался. — И он хлопнул Ручья по плечу. — Сам положил четверых ублюдков, вот так.

— Четверых? Как тебя звать, боец?

Ручей, оторопев, раскрыл рот на Долгорукого и его названных. Все смотрят на него. Сейчас надо выложить всё как было. Сказать правду. Но даже будь у него кости, а их не было, он был не в силах набрать дыхания, чтобы выговорить так много слов. Поэтому он сказал лишь:

— Ручей.

— Ручей и всё?

— Айе.

Долгоругий засмеялся.

— Думаю, таким как ты подобают имена чуток поболе этого. Мы назовём тебя… — Он оглядел Ручья с ног до головы, затем кивнул себе, словно подтверждая ответ. — Красный Ручей. — Он повернулся к своим названным. — Ну как вам, парни? Красный Ручей! — И те принялись барабанить рукоятями мечей по щитам, и боевыми рукавицами по груди, наводя сущий грохот.

— Видите? — воскликнул Долгорукий. — Вот такие бойцы нам нужны! Смотрите на этого парня! Подавайте-ка нам таких же как он! Побольше таких немытых поганцев! — Отовсюду смех, и возгласы, и одобрительные кивки. В основном в честь того, что Союз теснили с моста, но отчасти и в честь него, в честь его кровавого дня. Он всегда мечтал о почёте, и боевом отряде, а главное — об устрашающем имени. Теперь у него всего в избытке, и всё что надо было сделать — спрятаться в шкафу и убить одного из своих, а после принять заработанную награду.