Иулсез Клифф - Одна сотая секунды

Помню. Было. Вечно надравшаяся до потери человеческого облика мать и ее похотливые мужики. Это я потом научилась убегать из дома, а не в книжные воспоминания о прекрасных принцессах и рассекающих космические просторы звездолетах. В один из весенних дней я убежала окончательно, тихонько притворив входную дверь. А менее чем через полгода, я стала воспитанницей Лены…

«…покажу тебе. Ты поехала к клиенту из Питера, Петьке Веселовскому, бывшему однокласснику. Вы поднялись к нему в офис…»

Мне хотелось все остановить, заставить замолчать звучащий в голове голос, выключить его, как выключают радио. Но он продолжал с какой-то садисткой увлекательностью описывать едва ли не каждую минуту события, запуская неведомые доселе тяжелые шестеренки заржавевшего механизма воспоминаний.

— Нет. Нет, не надо…

Но поздно, слишком уже поздно.

«Да, Карма, да. Вот почему я так боялась, что ты вспомнишь. Потому что, когда ты перестанешь существовать, миг этого мира исчезнет…»

— Нет!

…второй удар оказался даже не ударом, я и боли-то не почувствовала. Но треснуло под затылком стекло, окрасилось первыми каплями крови. Побежали, стремительно набирая скорость, во все стороны прямые и зигзагообразные трещины, расползлись, расширились и выпустили на свободу. Мерцание, блеск, звон — осколки стекла срезали один волос, другой — где ближе к корням, а где уже и у кончиков, скользнули по лицу и взметнулись в черное неживое небо, где на мгновение замерли, и устремились вслед за мной. Красивые, завораживающие, как удивительные волшебные звезды, они притягивали к себе взгляд, и так трудно было заметить что-то еще. Но ворвались стремительно убегающие ввысь ослепленные этажи, слились в единую исполосованную росчерками стену. Я падала. Я стремительно падала с вершины небоскреба и неслась навстречу равнодушному асфальтовому полотну, перекореженному трещинами и ямами, заделанному неумелыми заплатками и заляпанному вечной грязью. Лишь сегодня робкий поздний снег попытался прикрыть его уродливую наготу.

«…и исчезнем все мы. Карма, ты падаешь. Ты продолжаешь падать, вылетев из окна офиса, и от момента, когда твой череп разлетится вдребезги, тебя отделяет всего одна сотая секунды…»

— Нее…

Звезды… мерцают, искрятся, отстают… не звезды, простые осколки стекла…

Тьма.

Хорошо быть ребенком. Ребенок не терзается от вопросов, какое его место в жизни, не сомневается в своих мечтах, наделяет жизнью все, что видит вокруг, окружает себя невозможными, смешными и преданными друзьями, теми, что невидимы бестолковым взрослым. Он просыпается и не нарушает безмятежность солнечного утра неповоротливыми уродливыми планами, он просто искренне бежит в огромный мир одного дня, где нет ни пределов, ни границ. Ну, разве что, родительские запреты. Бывает, конечно, что возникают фиксированные точки событий, когда маленький человечек знает, что сегодня будет то, чего он с нетерпением ждет, или же, напротив, не желает. А так — жалуется плюшевый медведь на ушиб и едят куклы песок с тарелок-листьев, несет по волнам на необитаемый остров кресло-корабль, а старая скрипящая кровать позволяет подпрыгнуть до небес. А так — разит острый меч, подобранный с растрескавшейся земли, хранит заморскую тайну закопанный под высоченной липой камень, и особо опасна и недосягаема отшлифованная до блеска гора. Не грызет, не гонит время, наоборот, ласково разворачивает бесконечный путь целого дня, а за ним — еще одного, и превращает лето в бесконечность. Что ни поворот, то огромный мир. Что ни мысль, то бескрайний мир. Что ни игра, так снова — миллионы и миллиарды миров. Только эти взрослые ничего не понимают, лезут, все портят, рушат, да еще и начинают сыпать тяжелыми и неправильными словами. Мир ведь разрушили, сломали, осквернили своими глупыми правилами и законами. Да еще и кричат, что все это ерунда, чушь. Но как может быть мир ерундой? Он же поломался, его надо починить…

Хорошо быть ребенком, пока не лезут те, кто ничего не понимает.

…ееет!

Врезалось в уши и откатило, рассыпался несуществующий крик, разлетелся пеплом выгоревшей мысли. И все равно я вздрогнула, дернулась всем телом, привлекая ненужное внимание. Ничего, бывает, просто молодая респектабельная женщина о чем-то сильно задумалась, а потом внезапно очнулась. Со всяким такое, наверное, случалось…

Косые лучи солнца, пронзая затемненное стекло, наполняли помещение кафе удивительно теплым рыжим светом и уютной атмосферой, играя мягкими и чуть размытыми бликами на поверхностях изящных столиков, плавных изгибах спинок лаконичных стульев, крутобоких бокалах и низеньких кофейных чашечках. Руки согревали белые керамические стенки, душу — живительный аромат отличного кофе.

Сон? Фантазии? Такие долгие и яркие, что и вправду поверилось: все было, все случилось… Или это все и произошло, или это и была все-таки жизнь? Но тогда что теперь жизнь, а что — сон? Где она, даже они — границы, все разделившие? И в границах ли дело?

Знакомый город, излюбленное место. Весна уже заканчивала все приготовления, распахивала двери перед знойным летом. Она лишь аккуратно поправляла гирлянды цветов и нежно взбивала персиковый цвет, приглаживала сочную зелень и подкрашивала лазурью самое синее в мире море.

Родной мир, любимый город.

Мир, в котором мне надлежит быть. Мир, переполненный людьми и машинами, мир, в котором бормочут телевизоры и плетут сети орбитальные спутники, мир, в котором в каждой руке зажат мобильник и есть нормальный Интернет. Мир — живой, дышащий, поразительный в цифрах и фактах, зарожденный то ли Богом, то ли случайностью.

Падал ли Бог, когда его создавал?

Мир, полный возможностей и перспектив, прекрасный и хрупкий, покоящийся в чьих-то ладонях. И кто знает, может и здесь бежит какая-нибудь никому не интересная девчонка и пытается успеть, не опоздать, предотвратить катастрофу.

— Беги, милая, беги. — Тихо, так, чтобы никто не услышал, бормочу я.

Пусть спасает, пусть сохраняет и оберегает, если она действительно есть, существует, не знающая, что ее от смерти отделяет всего одна сотая секунды, от ее смерти и смерти всего мира.

Однажды мы просто перестанем быть и даже не поймем этого.

Мне хотелось смеяться. В который раз я усомнилась в собственной нормальности? Подскажешь, Юси? А… тебя же не существует. Конечно, тебя и не может существовать, ведь я пока все же адекватный, психически здоровый человек, просто слишком погрузившийся в фантазию, а теперь сидящий в замечательном кафе и мысленно рассуждающий на бесплодные темы. Бывает, усталость просто.

На столике, возле чашки, распечатанная пачка сигарет. Тонкие, белые… А я курю? Точно, курю, особенно, когда нервничаю. Да, я действительно курю, а затем старательно избавляюсь от запаха, чтобы из-за такой досадной мелочи не сорвать всю операцию. Многим папикам он не нравился.