Иулсез Клифф - Одна сотая секунды

Одежда… непривычная. Блузка, джинсы, каблуки. Когда последний раз надевала туфли с каблуками? Нет, о чем это я? Вопрос другой — когда я последний раз надевала что-то без каблуков, не считая домашних тапочек? Нет, не о том я думаю, привыкшая отзываться на имя Карма. Я сижу и упорно цепляюсь за мимолетный сон, что растворился, исчез без следа. Так, мгновение. Пытаюсь с ненормальной настойчивостью отыскать доказательства его реальности, ищу изменения в себе. Изменилось ли что-то? Ничего же ведь.

— Да… изменилось…

— Простите? — Молоденькая официантка остановилась рядом. — Вы что-то хотели? И да, позвольте напомнить, у нас не курят.

— Нет, нет… — медленно я покачала головой, — это я так… просто…

Да, здесь обращаются на «вы» и не подшивают переводчик. Здесь не вселяются духи и не летают драконы. Здесь нет тех людей, которых можно называть друзьями. Здесь нет Арвелла.

— Ящерица, блин, разноглазая… а ведь так немного осталось…

Нет, сон, просто сон, ничего более. Но почему таким знакомым все кажется? Почему этот день, это кафе, все эти движения кажутся такими знакомыми?

Мир, в котором летают самолеты, потому что нет пространственных движков. Мир, в котором от порчи не спастись таблеткой и не присваиваются серийные номера телепортам. Мир, в котором по замкам водят туристов, а предсказание будущего любой здравомыслящий человек считает ахинеей. Мир, в котором от некоторых песен вянут уши, а не обвивают побеги колонны. Мир, в котором звери — это звери, а люди иногда хуже зверей. Мир, в котором я могу без запинки выдавать крепкие словца и не путаться от сложного и лишенного смысла звучания.

Самый лучший мир.

Только все равно что-то скребет на сердце, заставляет внимательно приглядываться ко всему тому, что меня сейчас окружает. Ну же, мир, подскажи мне, прояви милость.

Подсказывает, говорит беззвучно, что он мир, в котором был уже этот день. Был же? Вот тому мужчине, сидящему через столик, сейчас позвонит разъяренная супруга и начнет устраивать скандал.

Зазвонил телефон. Мужчина вытащил мобильник, над переносицей собралась глубокая складка.

— Да. Что опять?

А у той пары девочка уронит на пол игрушечного зайца и разревется, прежде чем мать успеет его поднять.

Женщина откинула ложечку.

— Маша, блин…

Послышался детский рев, становящийся все громче и громче. Мелькнул переживший не одну стирку заяц, серо-голубой, смеющийся, с приклеенными глазами. Один глаз начинал отваливаться.

Мир. Просто мир, давший второй шанс.

Я достала из сумочки мобильник, неловко, не сразу приноравливаясь, пролистала список контактов, нажала вызов.

Гудки. Между гудками даже не сотая доля секунды, а целая вечность. За время этой вечности рождались и умирали вселенные, совершались открытия и покорялись звезды, прокатывались волнами эпидемии и исчезали народы, взрывались атомные бомбы и рождались дети.

Не сдавались, не отступали друзья, то смело, то нервно глядя в грядущее.

Стонали от душевной боли, задрав морды к небесам, глупые драконы.

— Александр? Здравствуйте, вас беспокоит Каролина Белотырь, помните такую? Да, я тоже вас рада слышать.

А слова сами собой, легко и без усилий, выскальзывают, складываются в предложения, передают самую суть.

— Александр, мне надо срочно оформить кое-какие документы.

Мир же дал второй шанс?

— Да, по квартире, у вас удивительная память. Если через пару часов подъеду, вас это устроит?

И нужно быть последней балбеской, чтобы им не воспользоваться.

— Через полтора? Да, устроит. Спасибо.

Второй шанс, второй звонок.

Совершить? Ведь обратного пути точно не будет. Не останется запасных вариантов. Не сработает запасной выход, и некуда уже будет отступать.

Мой безупречный ноготь коснулся кнопки, задержался.

Всего лишь нажать надо, а я не решаюсь.

Нет, пусть не будет никаких планов Б.

Ответ прозвучал практически сразу, только один гудок проскочил.

— Привет Андрей. Не хочешь встретиться вечером? Часов в… одиннадцать?

Андрей в хорошем расположении духа, бархатистый вкрадчивый голос переливается, лоснится.

— Нет, ничего не случилось. Вернее, случилось. Мне надо будет уехать по своим делам.

Почему именно это место? Наверное, потому что я здесь родилась, потому что здесь все началось. Ветер бил в лицо, отталкивал, не позволял. Ветер не верил, что что-то может получиться, он уговаривал — яростно, зло, находясь на грани истеричного буйства. Даже слезы проступили, мелкие, бесцветные.

Серое небо. Серый город.

С такой высоты он прекрасен.

Мерзнут руки. А ведь уже весна, теплее должно быть.

…сначала я хотела драгоценности, как и квартиру, подарить квартиросъемщикам — та милая пара робко мечтала о втором ребенке, да жилищные условия не позволяли, все приходилось скитаться по чужим углам. Но передумала, представила, сколько может возникнуть вопросов и разборок. Улучшив момент, когда дома никого не было, я открыла квартиру своим ключом, разворошила тайник и сгребла все свои сокровища в первый попавшийся непрозрачный пакет.

Пакет отправился в мусорный контейнер в конце двора.

Александр обещал со всем разобраться. Основные бумаги были оформлены, оставались мелкие детали, в которых я могла уже и не принимать участия. Наверное, я стала лучшим клиентом Александра, если измерять все деньгами.

А встречу с Андреем пришлось перенести на следующий день. Во-первых, я элементарно запуталась со временем, забыв, что в часе всего шестьдесят минут, а в сутках — двадцать четыре часа.

Шестьдесят… двадцать четыре… как же это неудобно, оказывается.

Вторая причина была важнее. Вторая причина таилась в двух папках с собранным материалом. Лица, имена, статьи из электронных изданий — я, как ненормальная, терзала Интернет, выискивая каждую крупицу информации обо всех жертвах, распечатывала, бежала в магазин за новыми картриджами, снова распечатывала…

Разговор с Андреем получился тягостный, мучительный не словами, а необходимостью кривить душой и подлавливать момент, чтобы добавить дозу яда в чашку с коричневыми разводами на стенках.

Гений, то ли биолог, то ли химик, оказался сообразительным. Уже падая, безуспешно пытаясь зацепиться за край немытой плиты, он спросил лишь одно:

— За что?

Наверное, этот взгляд будет преследовать меня до конца жизни — понимающий, угасающий и все равно не верящий, что он, мастер своего дела, получил удар в спину от едва ли не самого близкого человека. И мне стало его очень-очень жаль, мне захотелось тут же все изменить, повернуть время вспять, почти признать, что я по-своему люблю этого человека с такими милыми морщинками, разбегающимися веером от уголков пытливых глаз. И все же, в моей любви к нему не хватало каких-то штрихов, которые могли бы сделать ее реальной.