Виктор Исьемини - Дыхание осени

— Оставь это мне, папаша, — важно заявил Коклос, — ты хорошо воспитал сына, он славный парень и отличный воин, он спас мою бесценную жизнь на поле брани! Вообще-то он заслуживает награды! Я распоряжусь, чтобы твою методику воспитания переписали в тысяче экземпляров и разослали по всем городам империи. Все отцы должны воспользоваться твоим опытом! Надо же, как остроумно — оставить без опеки лет на двадцать! Весьма удачная находка! А знаешь… ведь со мной было, помнится, то же самое! И снова отличный результат! Я настаиваю: детей нужно воспитывать именно так, как этот негодный Карикан и мой папаша, имени которого я не знаю! Мы получим поколение героев.

— Сэр Карикан, преклоните колено и выслушайте наше решение, — промолвил император.

Кари неохотно опустился на колено. При этом движении его рука, лежавшая на ремне, переместилась на эфес. Джейем переменил позу и перенес вес тела на здоровую ногу — естественная реакция хромого человека. Отец и сын не глядели друг на друга, но их движения приобрели странную согласованность.

Алекиан выпрямил спину…

— Ну, давай уже милуй, что ли, скорей, — проворчал Коклос. — А то сейчас явится этот вечно надутый герцог Тильский… начнутся препирательства… и опять ничего не успеем.

Эрствин тяжело вздохнул и попутался заглянуть в глаза императора, но взгляд Алекиана был устремлен поверх голов. Юный граф готов был просить и настаивать, он уже собрался с духом и теперь ждал лишь приговора, который можно было бы оспорить… Аньг подмигнул императору…

— Принимая во внимание срок давности, новые заслуги и искреннее раскаяние, — скучным голосом затянул Алекиан, потом улыбнулся и совсем другим тоном закончил, — сэр Карикан, вы прощены. Старые вины, о которых нам известно, отпущены. Да и как иначе, если за вас просят герои нынешней войны! Теперь мы желаем услышать, нет ли за вами новых прегрешений. Где и как вы провели эти двадцать лет? Если вы в чем-либо еще виновны, то лучше покайтесь теперь, нынче у вас наилучший шанс. Говорите, сэр. И можете встать.

Карикан поднялся.

— Ваше императорское величество, боюсь вас разочаровать… я был там и сям, но всегда рядом, я ни разу не пересек границ империи. Да и грешил… скучно грешил, честно сказать, ничего примечательного.

— Ваш соратник или, верней сказать, соучастник, Слепнег, стал предателем и служит Королю-под-горой, — желчно заметил Гиптис. — Неужто за вами не водится ничего в таком духе?

— Ничего более тяжкого, нежели обычный разбой, мастер, — учтиво поклонился Изумруду Кари. — Но ведь разбой — не великий грех? Говорят, сам Фаларик Великий с этого начинал. Ну а последний год я провел в Альде. Это было, вероятно, самое спокойное время в моей жизни.

— В Альде славные повара, там отменно кормят, — оживился Коклос. — Тебе повезло, граф.

— Мне всегда везло, — пожал плечами Кари, — с детства меня называли Счастливчиком. И сейчас везет тоже… я нашел сына.

— Пока тебя называли Счастливчиком, меня называли Хромым, — буркнул Джейем Геведский. — Теперь тебе ничего не грозит, и я могу прямо сказать: негодный ты отец… но ты мне нравишься.

— Ступайте, господа, ступайте, пока его величество не передумал! — заверещал Коклос. — Мне не нравится его улыбка, он задумал что-то нехорошее, ступайте скорей! За дверью объяснитесь!

Когда гвардейцы, бренча доспехами, покинули комнату и под сапогами уходящих гостей заскрипели рассохшиеся ступени, Алекиан обернулся к шуту.

— Зачем ты их прогнал?

— А ты разве не понял, что они сейчас до утра станут объясняться в любви? Будут жалеть Карикана, всячески превозносить его ненаглядного сыночка… впрочем, я бы к ним присоединился, потому что обязан парню жизнью… но они и без меня отлично управятся. Вот и пусть занимаются этим без помех, где-нибудь под звездами, а не здесь. Чего смотришь? Ну ладно, ладно, объясню. Если бы мы не прервали аудиенцию, ты, чего доброго так расчувствовался, что стал бы обещать Карикану вернуть родовое поместье и прочее, чем он владел в Ванете. Это нарушило бы права нынешних владельцев, которые, не исключено, весьма приличные люди и верные подданные. Все, хватит с них милостей, с этих героических проходимцев. Я и так удивлен твоей снисходительностью, тебя бросает из крайности в крайность! То хотел всех казнить, теперь надумал всех облагодетельствовать…

— Разве не ты призывал меня к милосердию? Так что ж теперь не рад?

— Нашел, кого жалеть. Вместо того, чтобы осыпать милостями верного слугу, чьи достоинства существенно превышают его невеликий рост… И с чего ты, братец, так милостив с мятежником Кариканом? Попадись он твоему… хм…

— Моему покойному отцу?

— Я не хотел, — забеспокоился Коклос. Карлик отлично понимал, что напоминание об Элевзиле будет для Алекиана болезненным — независимо от того, старый это Алекиан или обновленный. — Это все дела прошлые!

— Ничего, я могу говорить об этом спокойно. Видишь ли, я думал над этим вопросом… правда, думал. Война Графов…

Коклос покосился на Изумруда. Тот замер в углу и помалкивал. Интересно, подумал карлик, заметил ли этот сыч в зеленом, что братец говорит о себе в единственном числе? Шут немного ревновал — ему бы хотелось, чтобы эта доверительная беседа досталась ему одному, но не выгонять же придворного чародея вслед за солдатами?

— Войну Графов мы вовсе не можем судить так уж просто… Чего, в сущности, добивались Слепнег, Карикан и их товарищи по оружию?

Алекиан вещал размеренно и четко, он в самом деле обдумывал историю давнишнего мятежа и теперь просто высказывал вслух готовые фразы.

— Они требовали… сперва просили, а когда было отказано — потребовали своему сословию достаточно привилегий, чтобы встать вровень со старой аристократией. Графы — большей частью люди благородного происхождения, но мелкопоместные, им хотелось пользоваться толикой ренты, которую они взимали для имперской казны, им хотелось сделать службу наследственной, чтобы, таким образом, обеспечить сыновьям безбедную жизнь.

— Они подняли бунт, — напомнил Изумруд.

— Да, мастер, они стали вооруженной рукой домогаться того, в чем было отказано. Однако они были во многом правы. Сейчас графы воруют, тянут помаленьку с земель, отданных им в управление, это факт общеизвестный. Они в любом случае получают то, что могли бы иметь на законном основании, имей прошение Карикана и Слепнега успех. И вот теперь мы пожинаем плоды того, что им было отказано. Мой отец, император Элевзиль, был, безусловно, великим человеком… но и он ошибался. Мудрее было бы провести реформу, которую предлагали Слепнег с Кариканом. То, чего они добивались, пошло бы на пользу империи, не говоря уж о том, что удалось бы избежать двухлетней междоусобицы, в результате которой вассальные провинции начали набрать силу.