Виктор Исьемини - Дыхание осени

Своеобразный кодекс чести требовал, чтобы орочьи воины выступили навстречу варварам, не дожидаясь, пока те явятся к Короне. Сейчас отряды пещерных жителей еще не двинулись на юг, но Кендаг, лорд Ничейных Полей, собирался в поход — ему-то предстоял более длительный марш.

— Я предложил помощь моего княжества, — вздохнул Филлиноэртли, — небольшой, но отборный отряд стрелков эльфов существенно усилит любое войско!

— И что же Кендаг?

— Отказался, — Филька вздохнул еще горше. — Он сказал, что с него хватит тех трудностей, какие сулит встреча с неведомым врагом. И что он не хочет трудностей в собственном войске, а эльфы — это всегда трудность.

— Славная шутка! — заметила Ннаонна.

— Если бы так… хуже всего, что он не шутил!

Когда Ннаонна отсмеялась, Ингви стал расспрашивать, что за чужие люди подступают из Ничейных Полей, сколько их, как вооружены, насколько хорошо владеют магией, и что они вообще собой представляют. Этого эльф не знал.

Потом Филька, как ни в чем ни бывало, принялся пересказывать мелкие события из жизни Давней Чащобы — как себя чувствует малыш, родившийся зимой, какие новые песни сейчас поют, кто над кем подшутил, кто что сказал, да кто о чем мечтает, да как двое парней сватаются к эльфийке и как ей сложно выбрать, потому что Норвеннан лучше поет, а Туллиэль ловчей охотится… Для эльфа эти бытовые подробности были не менее значимы, чем появление новых людей на юге. Даже, пожалуй, жизнь эльфийской общины занимала его больше.

— Этот народ неисправим, — заметил Ингви, — Мир стоит на пороге перемен, племена переселяются, грядут беды и разрушения, а Филлиноэртли рассказывает королю, кого из этих бездельников предпочтет красавица Иллориэлла…

— Да, в самом деле! — согласилась Ннаонна. — То ли дело мы! У нас вся жизнь — сплошное приключение!.. Мы сами Мир трясем не хуже, чем племена с юга! Нам не до мелочей! Да, Филька, а когда у эльфят режутся зубки?

Под такую болтовню время текло незаметно, неожиданно Ингви обнаружил, что тени, бегущие перед ними по дороге, сделались непомерно длинными, жара спала, и уже начинает темнеть. До столицы еще оставался порядочный кусок дороги, по сторонам тянулся лес — и стало очевидно, что сегодня они в Альду не попадут.

— Это даже лучше! — заметил Ингви. — Приедем ночью. Надеюсь, ради короля ворота отопрут, и нам придется меньше общаться с разъяренным Мертенком. А завтра я сбегу — на юг, в Ничейные Поля. Дикари лучше Мертенка.

— Лошадки устали! — подал голос трактирщиков сын. — Надо бы передохнуть.

— Тогда привал делать придется, — заметила Ннаона. — А, Ингви? Передохнем маленько, потом ты снова растолкаешь меня до рассвета. Так интересней, я знаю.

— Ладно, не буду, — смилостивился король. — Хотя я знаю: поздний подъем обойдется мне в лишний час нытья Мертенка.

Путники начали высмастривать местечко для привала…

На этот раз Ингви дал спутникам поспать подольше, и в путь выступили с рассветом… Поднялось солнце, позолотило верхушки леса. Ехали молча. Филлиноэртли несколько раз пытался завязать беседу, но теперь спутники не поддержали разговор. Ингви заранее скучал от нудных жалоб канцлера, Ннаонна просто молчала и улыбалась — трудно сказать, о чем девушка думала, но мысли ее были далеко от Энмарского тракта.

Потом лес закончился, вдоль дороги потянулись поля, над деревушками поднялись серые струйки дыма. Удивительно спокойная картина… Страна просыпалась для нового мирного дня — такого же мирного, как многие и многие дни до этого. Потом ожила дорога, стали встречаться путники, пешие или на телегах. Они степенно приветствовали всадников, потом кто-то узнал короля — случилось это как раз когда проезжали через село. Вмиг собралась толпа, люди кланялись, срывали шапки… Сопливые мальцы ковыряли в носу и лепетали, когда матери указывали им: «Вон, гляди, наш король, его величество!»

— Даже жалко, что нужно уезжать, — заметил Ингви, — а то можно было бы задержаться здесь и принимать знаки внимания от верноподданных… Впрочем, им скоро надовест, я уверен. Любят только отсутствующих монархов!

За этой деревней были другие… и наконец впереди показались серые зубчатые стены столицы.

— Надо же, волнуюсь, — признался Ингви. — И что меня самого удивляет, волнуюсь вовсе не из-за Мертенка, а из-за того, что возвращаюсь домой. Приятное это, оказывается дело — возвращаться!

— Ничего, — утешил Филлиноэртли, — ты будешь часто возвращаться, я знаю! Потому что на месте не усидишь.

— И, между прочим, — вставила Ннаонна, — не надейся, я не забыла о венчании! Может, наш старичок уже получил ответ из столицы империи?

Пока шла битва в Кривом ущелье, Грабедор беседовал с королем Фенады. С чего гному пришла блажь затеять разговор с Гратидианом именно теперь? Возможно, король-под-горой волновался и хотел скрасить время неторопливой, по-гномьи обстоятельной беседой? И при этом хотел выглядеть спокойным? Будто демонстрируя уверенность союзнику человеку, и себя убеждал, будто не тревожится за исход схватки? Быть может, и так.

— Вот видишь, — твердил Грабедор, поглаживая бороду, — люди Малых гор бьются с моими воинами, а Серебро не поддержал их. Стало быть, нет среди этих отступников подлинного единства. А мы с тобой — верны друг другу, верны нашим клятвам! Потому что нас ведет воля Отца, наше дело — правое!

При этом ладонь короля-под-горой заметно подрагивала, когда из-за скального выступа — оттуда, где шел штурм — доносились особенно громкие крики или грохот падающих камней.

«Как же, как же, ври мне и себе, — рассуждал при этом Гратидиан, — гномы-отщепенцы не поддержали малогорских мужланов, но с чего-то местным людям приспичило перекрыть нам дорогу к входу в подземный чертог! У них есть умысел, для чего-то они задерживают поход, не пропускают к подземной крепости Серебра. Небось, отступали, пока мы жгли их собственные поселки, но перед гномьим городом стоят горой!» Вслух, однако, король не возражал, только кивал и поддакивал. Спорить с гномом — гиблое дело, если уж тому втемяшилось что-то в голову. Тем более — спорить с королем. Тем более — с этим древним недомерком, который вынашивает каждую мысль веками!

Потом бой окончился, Грабедор созвал старейшин, принялся отдавать распоряжения и всем своим видом выражал такую уверенность, что фенадец, наблюдавший за королем-под-горой со стороны, утвердился в прежнем мнении: гном волновался, а теперь волнение схлынуло.

Колонны гномьего войска пришли в движение, и Гратидиан возвратился к вассалам. Буркнул:

— Пробились, сейчас двинемся дальше.

Когда пришел черед фенадской кавалерии проходить через Кривое ущелье, гномы еще трудились, растаскивая камни. От вала, сложенного малогорскими ополченцами, остались лишь бесформенные груды обломков справа и слева от русла ручья, бегущего по дну ущелья. Освобожденная вода весело журчала, хлюпала и разлеталась брызгами под тяжелыми копытами фенадсих лошадей. Булыжники, обломки оружия, изодранное снаряжение — все, что лежало на дне только что обмелевшего пруда — сейчас сияло чистотой. Крови на камнях не было, все смыла вода.