Анна Мистунина - Искупление

— Ради Империи.

— Да, разумеется. Как и мой отец, я совершаю подлости исключительно во имя Империи.

Оставшиеся до сражения дни проходили скачками, как будто само время, не выдержав ожидания, приохотилась к злополучному кувшину. Утро тянулось бесконечно, вытягивая силы, сводя с ума праздностью; потом вдруг налетали срочные дела, требуя куда-то идти, спешить, с кем-то говорить, и сразу, как голодный грифон на добычу, обрушивался вечер. Нудный и тоскливый, он кое-как перетекал в ночь, которая длилась и длилась, чтобы затем обернуться серединой следующего дня. Напряжение росло. Рыцари от безделья сходились в поединках, и не всегда эти поединки бывали дружескими. Начались стычки между истинными людьми и аггарами. Жрецы бормотали молитвы, солдаты — ругательства. Император все свободное время проводил с Кати; Кар, если нечем было заняться, уходил к аггарам. Или звал Ветра и отдавался на волю грифоньих крыльев, холодных потоков поднебесья и собственных мрачных помыслов.

Он так и не поговорил с Тагрией. Ему нечего было сказать.

Она в конце концов поняла. Перестала жалобной тенью попадаться ему на глаза. Спряталась. Кар хотел умереть от стыда и жалости. Не умер.

Утром третьего дня на дальнем берегу начали по одному появляться звероподобные. Основная их масса была еще далеко, и Ветер не чувствовал грифонов. Самые резвые из тварей опередили других — на свое несчастье. Первая утонула на середине реки, пронзенная сразу несколькими десятками аггарских стрел; арбалеты в руках истинных людей уложили вторую еще на том берегу. Торжествующие вопли эхом прокатывались над холмами. Воины потрясали оружием и требовали еще врагов. Жрецы изъявили желание непременно исследовать тушу, прямо сейчас, ибо полученные таким образом сведения могут быть полезны в бою; Кати поддержала их, и Эриан, конечно же, согласился. Пришлось звать грифона, чтобы перенести через реку отвратительный полузмеиный-получеловеческий труп. То, что убитая тварь оказалась самкой, только ухудшило настроение. Новоприобретенное согласие между Сильной и жрецами могло радовать императора, но у Кара вызывало только неотвязную, как зубная боль, тревогу. И разумеется, ни Кати, ни даже Атуан не торопились ничего объяснять.

Оставив тушу в руках вооруженных скальпелями и любопытством жрецов, Кар вернулся к императору. Но выдержал недолго: в высшей степени содержательное молчание влюбленных даже самого Верховного жреца заставляло спасаться бегством.

Кар откланялся и уже шагал в направлении аггарских шатров, когда попавшийся навстречу Атуан предложил вместе проверить посты вдоль речного берега.

— Ищешь, как бы оказаться занятым подальше оттуда? — кивнул Кар в сторону палаток командования.

Жрец ухмыльнулся:

— По-моему, ваше высочество делает то же самое.

— Верно.

— Тогда побездельничаем вместе, принц. «Я был занят с его высочеством» звучит лучше, чем «я просто слонялся туда-сюда».

— Я думал, ты тоже копаешься во внутренностях звероподобного.

— Нет, спасибо, — ухоженные, с аккуратными ногтями руки жреца принялись отряхивать и без того чистую сутану. — Это не мое. Я проповедник, а не ученый. Точнее, был проповедником и надеюсь когда-нибудь снова стать им… Если доживу.

— Постараемся дожить, Атуан. Обидно было бы потратить столько сил зря, не правда ли?

«Проверка постов», затеянная Атуаном, свелась к бесцельному хождению вдоль растянутых по берегу шеренг арбалетчиков. Все было, разумеется, в порядке — арбалеты взведены, островерхие шлемы начищены, длинные кожаные колеты блестели железными пластинками, взгляды пытливо шарили по дальним холмам, ища движение. Приветствия, которыми встречали брата-принца и советника императора, прозвучали бы неизящно для тонкого придворного уха, но были искренни. Атуан улыбался, отвечая на вопросы и выслушивая грубоватые шутки, и даже у Кара отлегло от сердца. Глаза у воинов блестели сегодня по-особому ярко — Кар хорошо знал этот блеск, знал, что близость сражения пьянит их крепче любого вина.

— Когда ждать-то, принц? — звучало то и дело.

— Завтра, — отвечал Кар.

«Завтра». Это слово перекатывалось от одного к другому, будя целый букет различных чувств: нетерпение, разочарование, облегчение — еще не сейчас, еще есть время пожить, и жадную поспешность — скорей, давайте их сюда!

— Почему ты уверен? — тихо спросил Атуан.

— Кати сказала.

— Заждались уж! — выкрикнул румяный, как поджаристый калач, молодой стрелок из первого ряда. — Э-эх! Наколдуйте нам тень, ваше высочество!

Кар засмеялся вместе со всеми. Еще одно отличие: при дворе никто не рискнул бы в лицо назвать брата-принца колдуном. В армии же со временем научились гордиться его способностями, как всегда гордятся полководцами, под чьим началом одерживают победы. Атуан тонко улыбнулся:

— Я заметил, что никто не просит меня помолиться о наступлении дождя.

— Может быть, не считают тебя таким уж хорошим жрецом? — предположил Кар.

— Это несправедливо, принц.

— Разумеется. Ты образец святости, друг мой.

Солнце и впрямь припекало изрядно. На чистом, словно выметенном небе не было видно ни облачка. Солдаты жарились в доспехах, тяжелый запах пота сделался уже привычной частью жизни. Атуан тоже выглядел покрасневшим, что, впрочем, неплохо гармонировало с цветом его сутаны. И только Кар в блестящем костюме мага, который носил теперь под плащом постоянно, не страдал от жары — драконья кожа приспособлена к любой погоде.

От места, где левый фланг имперских арбалетчиков смыкался с такими же шеренгами вооруженных луками аггаров, Кар и Атуан повернули обратно. На холм поднялись запыхавшиеся, но повеселевшие, перебрасываясь немудреными шутками, что, повторяясь из года в год, по-прежнему доставляли удовольствие обоим.

Они резко замолчали, столкнувшись с Тагрией, направлявшейся туда же — к палаткам. Остановились. Атуан склонился в учтивом поклоне. Тагрия присела, чуть не расплескав густо парящий котелок с водой, который несла в руках. Кар почувствовал, как бешено заколотилось ее сердце, как задрожали колени, и от души проклял самого себя. Пока он мучился, соображая, что сказать кроме простого «здравствуй», Тагрия кинула ему всего один трепетный взгляд и быстро пошла дальше. Через несколько минут она уже скрылась из виду. Кар вздохнул.

— Баронесса все надеется, — негромко произнес Атуан.

— Знаю. Что я могу поделать?

— Мне кажется… Впрочем, прости, что вмешиваюсь.

— Нет, говори.

— Она не надеялась бы так, если бы не знала, что ты… что тебе не все равно.

— Разумеется, мне не все равно, — Кар медленно двинулся вперед. Жрец подстроился к его шагам. — Конечно, нет, Атуан. Это Тагрия. Но ты же понимаешь — я не в силах дать ей, чего она хочет.