карина - медведица,или легенда о Черном Янгаре

Я ломала освобожденные от игл ветки. Позже они отправятся в стеклянный шар, на дно которого Кейсо нальет воды, сыпанет белых кристаллов, а затем, закопав шар в угли, будет сидеть всю ночь, поддерживая в очаге правильный жар. К утру в шаре останутся выплавленные ветки и желтая, тягучая, словно мед, жижа.

- Все думал, убить меня или не стоит.

- Зачем убить?

Кейсо добавит в жижу березового дегтя и синей глины, которой еще оставалось на дне холщового мешка, одного из многих, привезенных каамом.

- Просто так. У меня была лошадь, а у него не было.

- И это повод?

- Убивают и за меньшее, - он тщательно перемешает смесь, цвет которой сделается бурым, словно грязь. И вонять она будет грязью. А Кейсо, вооружившись костяной лопаточкой, будет размазывать жижу по ранам Янгара.

Только сначала повязки снять придется.

- А кроме лошади, сама считай: одеяло теплое, плащ, котелок, съестного немалый запас, - он перечислял спокойно, с улыбкой. - И монет при себе я имел.

- И ты позволял ему...

- Почему нет? Каждый сам выбирает свою дорогу.

Повязки приходилось размачивать, подолгу, и снимала я их осторожно, но ему все равно было больно. И Янгар выпадал из забытья. Он пытался отстраниться, отвести мои руки, не понимая, что собственные его закованы в колодки лубков. И шею вытягивал, хрипел.

А я старалась не поддаваться жалости.

Под повязками собирался гной.

И сами раны, не смотря на все усилия каама, не спешили рубцеваться.

- Нет, убить себя я бы не позволил, но разочаровался, да... - Кейсо, взвесив ступку в руке, ставит ее на колено. - А он предложил мне награду. Сам оборванец, но уверен был, что станет великим... стал.

Тишина длилась недолго.

Трещало, обгладывая ветви, пламя. Поскрипывали ставни. И сама Горелая башня кряхтела, жалуясь на весеннюю сырость. Трехдневная оттепель подтопила ледяные оковы, и по стенам поползли первые талые слезы. Сырость пробивалась внутрь башни, и на ступенях появились лужицы. К рассвету они превращались в ледяное кружево, но к обеду вновь истаивали.

- Первые свои честные деньги... - Кейсо искоса смотрит на меня, но я молчу, готовая слушать. И он кивает, отчего подбородков становится больше, они наползают друг на друга, как грибные наплывы на коре дерева. - Городок был... побережье... гавань... и бои, на которых любой выступить может. Он и полез... думал, что лучший боец. И был лучшим.

Он нежно касается стянутой повязками руки, которая - Кейсо этого не говорит, но я и сама понимаю - больше никогда не удержит меча. Каам сумел собрать кость. И саму руку сохранил, что уже чудо. Но пальцы раздроблены.

Разодраны суставы.

Всякий раз, начиная думать о том, что сделали с моим мужем, я почти теряла разум. И шкура прикипала к плечам, уговаривая поддаться этому гневу.

Убить.

Даже не его, но тех, кто...

...и Кейсо, остро ощущая это мое состояние, говорил. А я слушала.

- ...и вот он получил горсть медяков. Целое состояние, - Кейсо улыбается тем воспоминаниям, которые светлы. - И все это состояние спустил на цепь. Такую, знаешь ли, госпожа медведица, солидную золотую цепь с мой палец толщиной.

Кейсо вытягивает пухлый палец с содранным ногтем.

Его не пытали.

Просто заперли. Просто собирались убить. А затем просто открыли дверь камеры, швырнули то, что некогда было моим мужем, и сказали:

- Иди.

И он ушел.

Только прихватил свои травы, благо, не нужны они были Ерхо Ину, новому хозяину дома.

Он и на лошадку расщедрился...

...сволочь.

- И в цепи той, - ступка елозит по колену, и зеленый сок въедается в камень пестика. - Камни драгоценные. Огромные такие лалы. А стоила вся эта красота ровно столько, сколько у него с собой было. И вот появляется он. Голодный, как обычно. В драных сапогах. В куртке, которая латаная-перелатаная, но зато с цепью. И собой горд неимоверно.

- Она не настоящая была?

- Конечно, госпожа медведица. Медь позолоченная. А камни - стекло. Я пытался объяснить, но где там... разве ж малыш от такой красоты откажется? Или поверит, что его обманули?

- Я... с-знал... - этот шепот едва не потерялся в шелесте огня.

- Знал он... - ворчит Кейсо, подхватывая ступку. - Знал... бестолочь ты этакая. Убить тебя мало...

Черный Янгар попытался улыбнуться.

В глазах его я видела боль.

И еще нежность.

- Ты... - он произнес это отчетливо. - Привез меня домой?

Кейсо, глянув на меня, ответил:

- Да.

Этой ночью каам нарушил данное мне слово, оставив нас с Янгаром наедине. И я, сидя на краю постели, вычесывала из черных волос последние чешуйки крови, пыталась заглушить голос его сердца.

А он просто смотрел на меня.

Янгхаар Каапо любил жизнь.

И цеплялся за нее, день ото дня вытягивая самого себя из колодца болезни. Он злился. И злость оставляла следы на его лице.

Он поджимал губы, сдерживая голос боли.

И пытался притвориться, что вовсе ее не чувствует. Но теперь я слышала его. А он, верно, слышал меня, потому что каждый вечер - лишь наступали сумерки, и Кейсо исчезал - шептал:

- Уходи, моя маленькая медведица.

- Нет.

- Уходи, - Янгар пытался встать, опираясь на искалеченные руки, шипел, кривился и встряхивал головой. - Уходи... не пощадят же... отпустили... им Печать нужна... поэтому и...

- Не уйду.

Здесь мой дом, единственный, который настоящий.

И здесь мой муж.

- Глупая, глупая медведица, - Янгхаар пытался сжать мою руку

- Глупая, - соглашаюсь с ним.

- Я поправлюсь.

- Конечно.

- Нет, я совсем поправлюсь. Только до Печати доберусь... им она нужна... поэтому выпустили, чтобы привел...

Его шепот сбивается. И вот уже слов не различить. Янгхаар Каапо беседует уже не со мной, но с кем-то скрытым, чье присутствие я ощущаю кожей. И шерсть на шкуре дыбом становится, растут клыки и когти, но я заставляю себя успокоиться.

- Я отомщу, - это обещание звучит в полной тишине, и то, запредельное, чуждое даже для меня, удовлетворившись услышанным, отступает. Но Янгар повторяет вновь:

- Я отомщу...

А я, присаживаясь на пол рядом с его постелью, повторяю:

- Ты отомстишь.

Хорошо, что Кейсо уходит.

Не видит моих слез.

Глава 37. Возрождение

Янгхаар учился уживаться с болью. Она была разной.

Разноцветной.

Синей. Стеклянной, хрупкой в раздробленных костях. Горячей. Эта не умолкала ни на мгновенье, словно Ерхо Ину последовал за Янгаром в Горелую башню.

И порой, засыпая, Янгар слышал такой знакомый хруст.

Желтой. Медово-тягучей в разодранных мышцах. Порой она утихала, позволяя вдохнуть, но возвращалась с новой силой, затапливая сознание. И тогда уж Янгар не в силах был сдержать стон.

Рыжей, как пламя, на ожогах. Огонь оставил частицу себя, чтобы день за днем восстанавливать метки.

Порой Янгару начинало казаться, что он никогда не избавится от боли.