Наталья Резанова - Золотая голова

Стеклянная башня?

Хрустальный собор?

И тут же открыла глаза. Не увидела ничего и в первый миг тупо подумала

— ослепла. А потом поморгала и поняла, что сижу в кресле, уткнувшись носом в стол и безвольно свесив руки. Хорошо, если синяк не набила, лбом приложившись… , Я попробовала выпрямиться, но голова сильно закружилась, и я была вынуждена опереться о стол руками. При этом обнаружилось, что я все еще сжимаю эти… как их… глиры? — и осторожно положила их рядом с бумагами. Первая строчка дернулась у меня перед глазами, и внезапно я вспомнила, что те же самые знаки я видела на медальоне Торговой палаты на площади Розы. И слова, которые кричала — или шептала, не понимая их смысла…

«Рикасен гарим веркен-са тинит Астарени». Дети изгнанников войдут в Хрустальный собор Астарени.

Это и было условие возвращения.

В тот день я больше ничего не предпринимала. Хотя моя голова на многое способна — и это в очередной раз подтвердилось, — нужно и ей давать передохнуть. Я вынуждена была признать, что, когда шла в кабинет, во мне жила трусливая надежда, что вдруг-де во всем случившемся прежде виноват один Тальви, и я к бредням изнанников не имею никакого отношения. И без Тальви у меня ничего не выйдет. Увы. Все подтверждалось и при этом еще больше запутывалось.

Хрустальный собор — будем теперь называть его так — присутствовал во всех моих видениях, начиная с площади Розы Но от того не становилось яснее, что он такое, где находится и зачем туда идти. Я не понимала значения слова «Астарени». Это название? Или имя? Какое-то… божество? (Я все еще не могла отрешиться от прежних понятий веры. ) И что есть страшная Арка, через которую так стремилась пройти та, чьими глазами мне было явлено видение, — и прошла, наверное, коль скоро видения являют собой картины наследственной памяти? Ясно было, что она — не врата в миры подобии, но нечто большее врат, однако что именно? И какое отношение имеет к собору?

Наконец — хотя это, может, и не главное, но кто знает? — как связан Хрустальный собор со «стеклянной башней» карнионцев и связан ли вообще?

Была, конечно, одна нить. Если я верно разгадала смысл надписи, то мне известно написание некоторых букв. А следовательно, есть возможность прочитать все остальное. Хотя бы прочитать, языка-то я по-прежнему не знаю. Ладно. «Сначала сделаем, потом поймем», — как говаривал Соркес. Начинали мы и с меньшего. Но Господи помилуй! С чего начинали, к тому и пришли. Чем, в сущности, записка бедного Форчиа отличается от откровений изнанников? Обе повествуют о том, как найти некий тайный ход, который неизвестно куда приведет, обе отмечены гибелью авторов А главное — даже если я и найду, под каким кирпичом и за каким поворотом открываются врата, это нужно не мне.

Одно отличие есть все-таки. Когда я расшифровывала записку Форчиа, то, как бы ни утруждала зрение, никаких видений передо мной не возникало. И последствия были чреваты, самое худшее, пулей в лоб или ножом в глотку, но никак не потерей рассудка.

А кто, собственно, сказал, что я должна потерять рассудок? Из того, что я теряла сознание, этого никак не следует. Кстати, я не потрудилась выяснить, сколько времени это продолжалось. Мне показалось, что долго, однако ощущениям доверять опасно. Первое видение — на площади Розы — длилось считанные мгновения, второе — не менее получаса. Есть ли здесь зависимость и закономерность? И если я буду не в себе, то как я смогу работать с рукописями? Неужели нельзя постепенно приучиться к ним, как постепенно приучаются к яду? В конце концов, подобное лечат подобным, а клин вышибают клином… а лучший способ научить человека плавать, это бросить его в воду.

Но все эти неопровержимые истины не убеждали. Кроме того, в воде, безусловно, можно научиться плавать. Но если швырнуть человека в воздух, он не взлетит, а шмякнется оземь. Не говоря уж о том, что с ним будет, если швырнуть его в огонь…

Милые оправдания, нечего сказать… Я постаралась успокоить себя тем, что в кабинете Тальви имеется, помимо прочего, еще и добытое мною сочинение Арнарсона, никак не являвшегося изгнанником, но из коего я, возможно, сумею выколотить полезные сведения…

Возможно, я бы не замедлила этим заняться. Но на следующий день прибежал отец Нивен. Видно было, что он действительно если не несся рысью всю дорогу, то поспешал весьма резво, что никак не пристало ни возрасту его, ни сану.

Когда мне передали, что пришел священник и желает поговорить со мной, я немедля покинула комнату. Почему-то я ни на миг не предположила, что отец Нивен явился, дабы испросить помощи в делах милосердия или, наоборот, увещевать меня в грешной жизни моей. И не удивилась его визиту, хотя мы знали друг друга только в лицо и я никогда не давала ему повода думать, будто нуждаюсь в духовном утешении.

Он стоял у двери часовни, прислонившись к стене, и шумно дышал.

— Что случилось, отец Нивен? Вы не больны? Его набрякшие веки приподнялись, он слабо махнул рукой.

— Нет… просто устал… Но мне нужно переговорить с вами… сударыня… Возможно, это важно.

Я оглянулась, окинула взглядом коридор. Мойра, сообщившая мне о прибытии священника, не отстала от меня и жалась у лестницы.

— Все-таки лучше сначала сесть… И выпить чего-нибудь. — Вот незадача, куда его позвать? Липовая из меня хозяйка замка. Со священником пристало говорить в часовне, но не вином же его там угощать? — Пойдемте на террасу, отец. Мойра, передай госпоже Риллент, чтоб распорядилась там накрыть. — Кстати, и подслушать нас там будет труднее…

Прежде чем убежать, служанка бросила на священника стесненный взгляд, и от меня не укрылось, что и он несколько смутился. Что это там за тайны Фьялли-Маахис? Впрочем, вряд ли это мое дело.

Отец Нивен вздохнул и, отлепившись от стены, пошел за мной на террасу. Мойра обернулась удивительно быстро и, не успели мы сесть, догнала нас с подносом, принесенным с кухни. Я махнула ей — ступай, мол, и собственноручно поставила перед священником тарелки и налила вина. Помимо прочего, мне было интересно, примет ли он от меня угощение.

Он принял. Но, отпив вина, поставил серебряную кружку на стол и вздохнул. Собрался с силами.

— Сегодня утром через деревню проезжал один торговый агент… и привез новости из Эрденона… — Он прервался. Искоса посмотрел на меня.

— Я слушаю вас, отец Нивен.

— По смерти… его светлости… господин Тальви без боя занял Эрденон.

Итак, Тальви удалось осуществить свой замысел. И удивительно легко. Мне следовало радоваться, что все обошлось без кровопролития и потрясения основ. Но вместо этого возникло странное сосущее чувство, словно в преддверии дурных вестей.

— Значит, он в Эрденоне.

— Вовсе нет. — Священник поднял на меня удивленные светлые глаза. — Он выступил в Бодвар.