Татьяна Мудрая - Мириад островов

Пограничник тем временем говорил:

— Моё имя — Эбдалх ибн Навруз Наримини. Ваши — высокие сэнии Гали и Орихалхо, а также ведомый вами отряд новиков. Желаете, как написано в сопроводительных бумагах, проследовать до Сторожевых Вершин. Намереваетесь пройти нашу страну насквозь, как иголка полотно?

— Скорее как улитка виноградный лист, — ответила Орихалхо с полуулыбкой. — Неторопливо и вбирая в себя то знание, которое бежит на нас, подобно зверю.

Очевидно, намёк был оценен по достоинству, потому что юный страж границы на шутку не среагировал и чуть нахмурился.

— Да, кое-то видел подобную сцену через зрительную трубку, — подтвердил он. — Разрешение для убитого здесь же, в общей стопе?

Орри подтвердила.

— А бумаги высокой сэньи Гали бинт Алексийа?

Она полезла за пазуху и вынула пачку, размером едва ли не большую предыдущей.

— Готия? О. И сама её величество молодая королева. И наполовину опальный Орден Езу. Все оставили весомый след, все приняли участие. Можно подумать, не подорожные, а верительные грамоты.

В его тоне послышалась некая ирония.

«Как он смеет так говорить», — подумала Галина. Но отчего-то поняла — раз говорит, то — не смеет. Но имеет полное право.

Юноши-скондцы тем временем без особого официоза столпились, разглядывали пришельцев, должно быть, сличая портретные гравюры в документах с оригиналами. (Галина нимало не сомневалась, что каждого из её спутников снабдили бумагой, в точности такой, как та готийская — разве что чуть попроще.)

Наконец, разглядывание прекратилось. Старший из компании собрал всё воедино, огладил по краям и отдал назад, прежде сделав им некий странный жест — прижав сначала ко лбу, потом к левой стороне груди.

— Вы можете проследовать дальше, но рекомендую остановиться ненадолго и отдохнуть от тягот леса. С высокой рутенской сэньей хотели бы поговорить приватно. Её мнение для нас ценно, в равной мере как и общество.

— Знакомые обороты, — ответила Галина чуть резко, — и не очень приятные. Я уже слышала похожее в городе под названием Ромалин.

— И что — после того с вами сделали нечто дурное?

— Да нет, пожалуй. Это как посмотреть.

Девушка невольно улыбнулась одним краем губ. В самом деле, то весьма сомнительное приключение, которое навлёк на неё Барбе вместе с Орихалхо, издали показалось едва ли не романтичным. Ах, Барбе…

— В таком случае, мы будем рады оказать сэнии гостеприимство от имени тех наших женщин, кои ровня ей самой.

— Однако, — буркнула Орихалхо. — Да не упирайся — иди. Я знаю, в чём там дело, — это почти честь.

Далее продвигались в боевом порядке: впереди Эбдалх, затем Галина, сзади весь их отряд полукровок, а замыкающими — добрая половина стражей границ.

Домики вблизи оказались чуть больше, чем издали, но, судя по числу узких окон со средником, на две-три каморки. Эбдалх — Абдалла, что ли, подумала Галина — со всей учтивостью отворил узкую дверь, Мгновение побалансировал на самом пороге и тихо прикрыл её за спиной девушки.

Неожиданность: зала была четырёхсветной и почти во весь размер дома. Внутри Галине показалось пустовато ровным счётом до тех пор, пока среди толстенных и по видимости дорогих ковров, на которых кое-где возлежали подушки, тусклых бронзовых ваз в пол человеческого роста и гостья не увидела двух женщин, которые заполняли собой всё пространство.

Обширное чёрное одеяние одной и узкое, очень светлое другой дамы с одинаковой резкостью выделялись на тусклом пурпуре густого ворса. «Чёрная толстуха», как её сразу обозначила Галина, была наряжена в балахон тяжелого, маслянистого шёлка и такой же наголовник, выступающий над головой своего рода клином и ниспадающий до бёдер. Тончайшая, как на хорошем клинке, серебряная вязь шла по оторочке, подолу и вокруг узкой щели, откуда смотрели пронзительные глаза. В них тоже серебро, но живое, подумала девушка. Кисти рук, очень белых, с длинными холёными пальцами, не имели возраста. Округлые ногти были подкрашены бледно-сиреневым, глаза чуть подведены лиловым, ресницы тёмным — вот и все выразительные акценты, что были положены на внешность. Фрагмент картины, заключенной в широкое тёмное паспарту.

Другая дама, очень стройная и гибкая в самой своей неподвижности, была так любовно укутана в многочисленные слои драгоценной кисеи, что это заставляло заподозрить под тканью полнейшую наготу. Только сверкали бледным золотом цепи, кольца и браслеты, отливали червонным золотом косы, выложенные на грудь, как на поднос, зелёным золотом — огромные глаза, что буквально сияли с нежно-смуглого лица, как лампады. Поверх причёски, если приглядеться, было брошено покрывало, похожее на тень самого себя — такое лёгкое и почти невидимое. Так, туман ближе к полудню. Совершенно нагое, вызывающе нагое лицо. Неподвижное и прекрасное вне времени.

— Я Нарджис, то есть «Способная преодолеть пламя», — сказала Тёмная приятным драматическим сопрано. — А это Баракат, «Озарённая», — говоря, она сделала жест, как бы подманивая более молодую женщину ближе. — В её обители всё имена стараются подобрать на сию литеру.

«Обитель? Прямо как у монахинь», — подумала Галина.

— Мы обе старшие в своих сестринствах, — продолжала Нарджис. — Я — среди женщин иллами, Баракат — у поклонниц Баали. И весьма желали бы теснее переведаться с рутенским сюрпризом. Бумаги — одно, а свои глаза и пальцы — другое. Выбирайся из пелёнок. Да, полностью. И оружие тоже клади.

Вот так. Не «просим тебя», не «будь так любезна», а сразу «валяй раздевайся догола». И ведь понимают, что самое главное мало кто из бойцов вывешивает поверх одёжек: оттого в такой последовательности и приказали. У Галины же помимо заветного нефрита на поясе и долгого ясеня у седла не так давно завелся метательный диск с зазубренным краем — благословение Орри. Летал он пока ещё недалеко, но сквозной рез на вкопанной в землю ветке делал отменный. Будто отполированный стеклом.

— Вы имеете право мне указывать? — ответила девушка. — Вы, по ходу, лекари или типа того?

Баракат, смеясь, кивнула: уяснила, мол, твой пиджин рашн во всех тонкостях. И отчего-то её улыбка примирила Галину с обстоятельством. Магия, однако.

— Ладно, покажусь вся без остатка. Но тогда может инья Нарджис открыть передо мной хотя бы лицо? В качестве встречного жеста, вы понимаете.

Галина демонстративно положила обе ладони на застёжку пояса и сняла его. Обмотала замшу вокруг басселарда и уложила на ковёр рядом с собой. Дамы переглянулись.

— Заложи за собой дверь, сэниа, и обойди по кругу окна — не подсматривает ли кто за мной, — сказала Нарджис. — Больно ловки иные мужи воровать.

«За мной — не за нами. Ни мне, ни красавице в тонких пеленах потрава не грозит. Отчего так?»