Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

Он нагнулся к Лаэдону, чье лицо было повернуто в другую сторону. Лаэдон моргнул. Потом еще раз. Телдару издал горловой звук, и голова Лаэдона перекатилась на подушке.

Я отпрыгнула. Я оказалась у окна, цепляясь пальцами за дерево; сердце стучало так громко, что если бы Телдару что-то сказал, я бы не услышала. Лаэдон смотрел на него. Он действительно смотрел, его глаза были ясными и сосредоточенными, какими никогда не были при жизни, и постепенно их синева наполнялась черным. Его тело перекатилось на бок, и теперь он лежал лицом к Телдару и ко мне. Простыня сползла, собравшись в кучу между бедер. Рубашка была незашнурована, и я видела желто-серую кожу с сухожилиями и мышцами, которые выглядели так, словно наросли в самых неподходящих местах.

Телдару наклонился вперед, и нож упал на пол. Его локти и ладони лежали на кровати. Лопатки были похожи на зачатки крыльев.

Лаэдон сел. Его мышцы напрягались и скручивались. Движения были медленными — эхо тех, что когда-то давались ему без усилий. Он спустил ноги с края кровати. Ладони были повернуты вверх, пальцы дергались. Глаза были прикованы к склоненной голове Телдару. А потом они переместились и нашли меня.

Его рот и остальное тело обвисли. Жили только глаза. «Это Телдару», подумала я, но все же в черноте скрывалась синева. Лаэдон был здесь, и он меня видел.

Я выпрямилась, оттолкнувшись от окна. «Когда он приблизится, — подумала я, — не беги; он медленный, неуклюжий, и у тебя будет время отойти». Но он не подошел. Еще мгновение он сидел, глядя на меня, а потом упал на бок, так быстро, что при других обстоятельствах я бы засмеялась. Телдару опустился на пол, прислонившись спиной к кровати. Он облизал губы. Его глаза были закрыты, плечи и руки застыли. Я видела его таким прежде, в крошечной комнатке без окон, которая когда-то была моей клеткой. Наверняка и я так выглядела, вывернутая наизнанку Видением на крови.

— Пить, — прохрипел Телдару. Я взяла кувшин и налила в толстую глиняную кружку воды. Подумала, будет ли она на вкус такой же гнилой, как здешний воздух. Когда я приблизила кружку к его рту, мои руки немного дрожали.

— Если тебе так тяжело его усадить, — сказала я, — какие усилия нужны, чтобы он встал? А когда это будут Мамбура или Раниор, как ты заставишь их держать мечи и размахивать ими? Ведь так ты собираешься вывести героев в битву? Ты будешь их контролировать.

Телдару поднял уколотый палец и облизал его.

— Мы, — медленно проговорил он, — мы будем их контролировать. Мы будем ими. Ты будешь Птицей. Я — Псом.

Он встал. Его сила возвращалась; он двигался плавно, хотя осторожнее, чем прежде. Он уложил Лаэдона на спину, выпрямил тело, чтобы голова вновь оказалась на подушке, и накрыл впалую грудь простыней.

— И что произойдет потом? — спросила я так, словно это было возможно. Словно я не собиралась остановить его намного раньше.

— Я стану великим по сравнению с любым из них, — ответил Телдару. — Я буду править. И ты со мной.

Когда он протянул мне руку, я хотела засмеяться, но вместо этого заставила себя сделать шаг, взяла ее и с силой стиснула пальцы. «Я тебя уничтожу», вновь подумала я, улыбаясь темноте его глаз.

Кости Селеры лежали на отрезе красного бархата. Телдару разложил их по размеру, от крошечных пальцев ног до черепа цвета слоновой кости. Она была сотней частей, но при этом целой.

— Мы должны выбрать, — сказал он однажды ночью. — У нас нет всех костей Мамбуры, поэтому мы не можем использовать все ее кости. — Он погладил коричневатый моток, который когда-то был ее волосами и лежал отдельно на куске бархата.

Он выбрал плечевую кость и таз. Сунул запястье в пространство между тазовыми костями и ухмыльнулся.

— Теперь ты, — сказал он.

Я выбрала быстро — три ребра, изящные и не страшные. Я держала их в одной руке. Они были гладкие, с крошечными отверстиями, ни теплые, ни холодные. Борл скулил; его глаза метались, словно он видел мое лицо и предметы в руке.

— Хорошо, — сказал Телдару и повернулся.

Мы поднялись наверх.

— Это должно произойти здесь, — сказал он, открыв дверь в комнату с зеркалом. — Мир видений здесь, всегда.

«И Уджа», подумала я. За все время, что я была в доме, я ни разу ее не видела, только слышала долгие, приятные мелодии и считала, что она поет специально для меня. Мое сердце колотилось, когда я вошла и обернулась. Она была в клетке, на одной из нижних ветвей своего дерева. Ее янтарные глаза находились на одном уровне с моими. Я ожидала еще одной песни или хотя бы свиста, но она сидела тихо и неподвижно. Даже не моргала. Она смотрела на меня так, словно видела впервые, а на Борла не взглянула вообще. Я ждала, что он зарычит на нее, как это было раньше, но даже он притих, хотя мышцы его спины под моей ладонью напряглись.

На полу между шкафом и зеркалом Телдару растелил красный бархат. Ножи были те же, золото было то же. На миг я представила здесь женщину, чья коса теперь лежала на кухне: как она смотрит на ножи, на красоту его лица и начинает бояться.

Он опустился на корточки и разложил кости. Костей было очень мало.

«Это не сработает», подумала я.

— Что мы будем делать? — В моем голосе слышалось оживление. Я и вправду его чувствовала — его и страх.

— Думаю, ты знаешь. — Свет лампы мерцал на золотистых гранях зеркала и отражался от его кожи, такой же гладкой, такой же яркой.

Я улыбнулась и присела на корточки вслед за ним. Не помню, чтобы я решала это делать — во мне двигался Узор. Я взяла нож, торчавший из его ботинка, и вытащила лезвие. Встала. Взяла его левую руку и поднесла к своей. В свете лампы наши ладони казались рыжеватыми. Быстрым уверенным движением я провела лезвием вдоль его ладони, а затем вдоль своей. Никто из нас не вздрогнул.

— Ну вот, — сказала я, и наша черная кровь полилась, объединяясь.

Темнота, спокойная и душная. В ней нет цветных лент, как в мертвом мире Борла. Нет ничего, только Телдару за моей спиной. Его дыхание и слова холодят мне кожу.

— Жди. Будь терпелива. Наблюдай.

Проходит время. Обычно я этого не чувствую, но сейчас знаю: идут минуты, часы, а я в темноте, едва дышу. Здесь не на что смотреть. Я устала, хотя ничего не делала.

— Вот. — Это мой голос. Мои руки тянутся к глубокой тени. Передо мной черная искра. Я осторожно приближаюсь; искра подрагивает, и я смыкаю вокруг нее пальцы. Холод расходится по рукам, достигая пространства за глазами. Мои пальцы слабеют, и Телдару накрывает их своими, вновь соединяя вместе. Искра теплеет. Свет пульсирует — убывает, потом вспыхивает белым и скоро становится серебристым. Руки Телдару раскрываются, за ними — мои, искра взлетает и движется прочь, оставляя серебристый след на черном фоне. Она отдаляется, превращаясь в точку, но путь за ней теперь зеленый. Я смотрю на нее и одновременно держу — она летит от меня и завершает свой путь во мне. Я поворачиваюсь, тяжело дыша от усталости.