Клайв Льюис - Хроники Нарнии

— Чума на твою голову! — прорычал Мираз. — Такой совет мне и даром не нужен. По-твоему, я спрашиваю, стоит мне опасаться поединка с этим Питером, который то ли существует, то ли нет? По-твоему, я боюсь его? Я спрашиваю о другом: разумно ли отказываться от преимущества, коего мы добились, и ставить все на одну карту?

— Государь, могу только повторить: отвергните вызов. Лицо того воина перед шатром сулит смерть…

— Снова ты за свое! — взревел Мираз. — Ты что, считаешь, будто кругом все такие трусы, как ты?

— Как будет угодно вашему величеству, — угрюмо проворчал Глозелль.

— Бросай меч и садись за пряжу, Глозелль. Ни на что другое ты не годишься, — король повернулся ко второму лорду: — А ты что скажешь, Сопеспиаи?

— Отвергните вызов, государь, — последовал незамедлительный ответ. — Тем паче, что у вас есть отличный повод, о котором вы сами упомянули: насчет одной карты… Никто не упрекнет вас в трусости, и свою честь вы не запятнаете.

— Великие небеса! — вскричал Мираз, вскакивая. — Да что с вами такое сегодня, милорды? По-вашему, я ищу повод отказаться от поединка? Что же тогда ходите вокруг да около? Назовите меня трусом прямо в лицо!

Беседа складывалась так, как того и хотелось лордам, поэтому они промолчали.

— Я вас раскусил! — процедил Мираз, смерив военачальников свирепым взглядом. — У вас обоих сердце в пятки ушло, и вы имели наглость заподозрить, что я уподоблюсь вам! Повод для отказа! Причина уклониться от боя! Ха! Да солдаты вы или кто? Да тельмаринцы ли вы? Да мужчины ли? Ведь если я и вправду откажусь (как настоятельно подсказывает мне мой боевой опыт), вы и сами подумаете, и другим болтать начнете, будто я струсил! Разве не так?

— Человека возраста вашего величества никто не назовет трусом, коли он откажется от поединка с воином в расцвете сил, — проговорил Глозелль.

— Можно подумать, я уже одной ногой в могиле стою! — рявкнул Мираз, — Вот что, милорды! Своими бабскими советами — избегая отвечать на мой вопрос — вы добились прямо противоположного! Я собирался отказаться от вызова, но теперь приму его! Слышите? Я принимаю вызов! И мне стыдно за вас, заячьи душонки, мозги набекрень!

— Ваше величество, умоляю… — начал было Глозелль, но Мираз не стал слушать и выскочил из шатра, чтобы объявить о своем решении Эдмунду.

Лорды переглянулись и усмехнулись.

— Я знал, что если его разозлить, все пройдет как надо, — сказал Глозелль. — Но он назвал меня трусом. Этого я не забуду. Он мне еще заплатит.

Когда парламентеры вернулись в лагерь и принесли ошеломляющую весть, всех охватило возбуждение. Между тем Эдмунд с одним из полководцев Мираза выбрал место для поединка и велел вбить колья и натянуть веревки. В углах площадки должны были встать двое тельмаринцев, третий — стоять между ними; то были секунданты Мираза. В двух других углах и посередине дальней стороны должны были разместиться секунданты Питера. Питер как раз объяснял Каспиану, почему тот не может быть одним из секундантов, когда за спиной у него раздался сонный бас:

— Ваше величество! — Обернувшись, Питер увидел перед собой старшего из Пузатых медведей. — Дозвольте, государь. Мы медведи, уж извольте видеть.

— Изволю, — отвечал Питер. — Вы самые настоящие медведи, отличные воины и надежные друзья.

Медведь почесал затылок.

— Оно, конечно, верно, государь. А по обычаю в секунданты испокон веку брали одного медведя.

— Не слушайте его, ваше величество, — шепнул Трампкин. — Из-за него нас всех засмеют. Он непременно заснет и лапу сосать примется. На виду у всех!

— Обычай надо уважать, — молвил Питер. — Тем паче что мы сами даровали медведям эту привилегию. Удивительно, как она не забылась, за столько-то лет, хотя многое другое давно выветрилось из памяти.

— Пожалуйста, государь, — протянул медведь.

— Решено. Ты будешь одним из секундантов. Но лапу не сосать!

— Государь! — По тону можно было предположить, что медведь обиделся.

— Да он и сейчас ее сосет! — крикнул Трампкин.

Медведь быстренько вытащил лапу из пасти и притворился, будто ничего не слышал.

— Государь! — донесся пронзительный возглас откуда-то из-под ног у Питера.

— А, Рипичип! — воскликнул Питер, оглядевшись по сторонам и только затем посмотрев себе под ноги.

— Государь, — заявил Рипичип, подбоченясь, — моя жизнь принадлежит вам, но честь остается при мне! Государь, в моем отряде — единственный трубач на все наше войско. Я надеялся, что его пошлют вместе с парламентерами. Вы рассудили иначе. Что ж… Государь, мои воины опечалены! Но они возрадуются, когда узнают, что вы избрали меня своим секундантом.

Сверху донеслось что-то наподобие громового раската: это разразился смехом великан (надо сказать, великаны вообще любят посмеяться). Впрочем, он быстро спохватился и к тому времени, как Рипичип догадался задрать голову, выглядел уже серьезным, как каменная стена.

— Боюсь, ничего не получится, — ответил Питер. — Люди боятся мышей…

— Это я замечал не раз, государь, — вставил Рипичип.

— … и по отношению к Миразу будет нечестно приводить с собой того, кто может лишить его храбрости.

— Ваше величество, вы — зерцало чести, — объявил Рипичип и с неподражаемым изяществом поклонился. — Принимаю ваше решение, государь. Мне показалось, я слышал чей-то смех? Если кому-то хочется поупражняться в остроумии, я к его услугам — и мой меч тоже! В любое время!

Все, кто стоял рядом, испуганно замолчали.

— Нашими секундантами будут медведь, великан и кентавр Гленсторм, — промолвил Питер, — Поединок начнется в два часа после полудня. Обедаем ровно в полдень.

— Да уж, — буркнул Эдмунд, когда они с братом двинулись в свои покои, — Ты уверен, что справишься? Что победишь его?

— Бой начнется — там и узнаем, — тихо ответил Питер.

Незадолго до начала поединка Трампкин в компании барсука и других приверженцев Каспиана расположился на лесной опушке и разглядывал войско Мираза, что находилось на расстоянии двух полетов стрелы. Противников разделяла узкая полоска травы, на которой и должен был состояться поединок. На площадке, каждый в своем углу, уже стояли Глозелль и Сопеспиан, оба с обнаженными клинками. Напротив, сумрачно поглядывая на тельмаринцев, находились великан и медведь, который, конечно же, несмотря на все свои заверения, сосал лапу и выглядел по меньшей мере глуповато. Рядом застыл в неподвижности Гленсторм, лишь изредка бивший копытом по траве, и уж он-то выглядел куда внушительнее тельмаринского барона слева от себя. Питер обменялся рукопожатиями с Эдмундом и доктором Корнелиусом и двинулся к центру площадки. В общем, происходившее напоминало момент перед началом спортивных состязаний, когда все ждут выстрела из стартового пистолета; вот только ставкой в поединке была отнюдь не медаль и не кубок…