Вера Чиркова - Портрет прекрасной принцессы

— Вандель Жардье, — снова сник Жегриз.

— Незаконнорожденный! — сообразил и консорт, вот только презрения, положенного по правилам северного этикета, в его голосе я так и не расслышал.

Да и в глазах остальных судей не заметил особого осуждения. Неужто уже потихоньку добралось до этих мест более терпимое к таким явлениям отношение южан?

— Имя благодетеля?!

— Милорд Борсайд… — еле слышно выдавил заговорщик.

Снова он. Похоже, этот злобный милорд приложил немало усилий и, разумеется, потратил средств, чтобы как можно больше насолить Гийому. Но и у меня к нему растет собственный счет. Теперь мне предельно ясно, что вовсе не случайно Зигель оказался именно его гостем, а заодно и пешкой в неприглядной игре. Да и роль, предназначенная лордом для Рамма, так вовремя появившегося в столице, с каждым новым открытием выглядит все более трагичной.

— Лорд Жегриз, — сурово уставясь на пленника, объявил свое решение консорт, несколько минут проведший в мрачном раздумье, — обещаю перед лицом этих достойных господ, что приложу все силы, чтобы мои дочери, и родные, и приемные, вышли замуж только по обоюдному согласию. И каждого, кто попытается мне в этом помешать, буду считать не только своим личным врагом, но и предателем Великого герцогства Шладберн. Сейчас вас вместе с остальными членами совета выведут из замка, и вы можете идти куда хотите. Однако в залог вашей благоразумности я оставлю у себя в гостях лорда Борсайда и лорда Эйгильда. О чем будет немедленно сообщено всем их родственникам, чтобы знали, кого нужно проклинать… если произойдет несчастный случай. А о том, чтобы он произошел, позаботится любой из присутствующих, если по каким-то причинам не смогу я сам. Уведите его.

— Давайте лорда Эйгильда, — хмуро бросил Гийом, когда двери за Жегризом захлопнулись, и тяжко вздохнул.

Действительно мерзко, по-человечески посочувствовал ему я, столько лет считать человека единомышленником, а возможно, даже другом и внезапно убедиться, что все это время тратил силы, время и душу на подлого предателя.

Мне давно понятно, что значительно больше заслуживают позорного воровского клейма не те несчастные, которых голод заставил схватить на бегу краюху хлеба. А мнимые друзья, ради собственных тайных корыстных целей ворующие у людей целые годы жизни и самые светлые душевные порывы.

Лорд Эйгильд, разбуженный Макквином вместе с остальными, судя по всему, успел за время первых допросов собраться с мыслями и приготовить целую прочувствованную речь. Едва войдя в кабинет, седой толстячок, которого даже стражники не сочли нужным связать, с ходу попытался обвинить Гийома в бессмысленной трате времени и пренебрежении государственными интересами, а также в необоснованном вмешательстве в дела совета и потакании девичьим капризам.

— Хватит! — с такой силой хлопнул по столу мраморным пресс-папье консорт, что золотой колпачок чернильницы подпрыгнул и укатился на пол. — Прекрати комедию, Сайм! Слишком давно мы знакомы, и слишком много уже поведали твои сообщники, чтобы я мог поверить в эти патетичные выкрики. Лучше сразу признайся, тебе-то чего не хватало? Сыновей, которых можно было бы пристроить в мужья принцессам, у тебя нет, дочери уже выгодно определены, а даже тех денег, про которые известно всем, хватит, чтобы еще сто лет по шесть раз в день обедать у самого дорогого ресторатора Кольдна. Тогда зачем?

— Тебе не понять, — уяснив, что его атака не удалась, насупился глава совета, — ты сам, добровольно, отдал двадцать лет назад власть в чужие руки.

— Так, значит, тебе нужна власть?! — В тихом голосе консорта прорвалось едва сдерживаемое бешенство. — Ну так вставай! Вставай, кому говорят, и иди, вон он, великий символ защиты герцогства от нечистых помыслов! Возьми в руки! Бери, а то силой заставлю взять!

— Антор… ты же шутишь? — с надеждой пролепетал посеревший глава совета, и при виде его тревожно бегающих глазок меня внезапно начал душить безудержный смех.

Только бесконечно самоуверенный человек или отъявленный самоубийца мог в этот миг сказать консорту, что тот шутит. Да будь монах хоть на каплю магом, от его яростных взглядов дрова в камине давно бы охватило неудержимое пламя.

— Какие тут шутки! Иди и возьми, — внезапно успокоившись, процедил Гийом, — знаешь же закон: каждый, кто считает, что имеет все задатки, чтоб стать достойным правителем, пробует взять в руки великий символ.

При этих его словах все присутствующие как-то странно покосились в мою сторону, и смеяться резко расхотелось.

Как он сказал, взять могут только достойные?

Но в таком случае, что случается с остальными?

— Гийом, — почему у меня как-то странно охрип голос, — не хочешь же ты сказать, что вон та брошка и есть этот ваш великий символ?

— Именно это он и есть, — с ухмылкой посмотрел на меня этот бесчувственный интриган.

— Так почему тогда… — захлебнулся я праведным возмущением, — ваш великий символ валяется на камине, как самая обыкновенная… как дешевая… бляшка? Вы что, не понимаете, что могут быть несчастные случаи? Да, в конце концов, его могут просто украсть! У вас что, ни надежных кладовых, ни сокровищницы нет?

— Тай, все жители герцогства в курсе, что он лежит тут, — не выдержал Рамм, — но ни у кого не возникает и мысли попробовать к нему прикоснуться без веских оснований! Тем более его нельзя украсть.

— Так ты считаешь, что у меня были веские основания брать эту брошку? К твоему сведению, я просто выбирал кусок золота помассивнее! — разъяренно фыркнул я, не желая признаваться даже себе, что сейчас бушую не по поводу миновавшей меня неведомой опасности, а в предчувствии выводов, которые неизбежно сделают герцог и все присутствующие.

Если уже не сделали.

— Он что, действительно трогал великий символ? — недоверчиво уставился на меня бывший глава бывшего совета. — Как такое возможно? Да он даже не уроженец герцогства!

Более того, я даже не его подданный, мог бы сказать я, но толстяк натолкнул меня на неожиданную догадку.

— А его давно кто-нибудь брал в руки? Может, он уже никакой и не символ, а просто обычная брошка? — тихо, словно про себя, проворчал я, чувствуя, как в душе все сильнее разгорается крамольное стремление как можно быстрей проверить это предположение.

— Тай! — еще звенел в ушах предупреждающий крик Гийома, а я уже стоял у камина и снова держал в руках словно свитый из позолоченных летним солнцем ветвей замысловатый овал, сияющий необычайно теплой зеленью камня и алмазными искрами невысохшей росы.

Странно, в первый раз он не показался мне таким красивым. Но ничего ни опасного, ни необычного я в нем так и не почувствовал, и как мне ни жаль огорчать доверчивых северян, но чем раньше они узнают эту новость, тем для них же лучше.