Gedzerath - Рождение легиона

– «И это вы называете «легкими повреждениями»?» – передернулась прокурор, по-видимому, уже жалея, что настояла на вызове этого старого, сквернословящего, словно боцман, садиста-апотекария – «После этого процесса, пожалуй, я займусь вашей лицензией врача, уважаемый. Мне кажется, вы совершенно некомпетентны как специалист, раз называете все вышеперечисленные повреждения «незначительными»!».

– «Чагось? А? Ага, займесся!» – заперхав, хрипло всхохотнул старик, со свистом втягивая воздух через щербатый рот, уже ощетинившийся в сторону прокурора прореженными, но все еще острыми зубами – «Я тя, может, у твоей мамки вынимал, до возвращения Госпожи, дочка, и уж поверь, прекрасно знаю, откудь ты тут такая важная появилась! Проверить она меня ряшила, а! Да я уже сорок лет…».

– «Прошу тишины!» – грохоча молотком по деревянной подставке, прокричал судья Майн, иронично глядя на пыхтящую от злости и покрасневшую, словно рак, госпожу королевского прокурора – «Прошу гвардейцев удалить свидетеля! И постарайтесь в дальнейшем привлекать более адекватных экспертов, уважаемая прокурор!».

– «У обвинения больше нет вопросов, ваша честь!» – плюхнувшись на место, заявила надутая, словно грозовая туча, представитель обвинения – «Думаю, все свидетели опрошены и показания подсудимой нам ясны».

– «Защита тоже закончила с предоставлением доказательств? Хорошо» – в свою очередь, подытожил судья – «Тогда суд переходит к прению сторон. Госпожа прокурор?».

– «Благодарю вас, ваша честь. Речь моя будет короткой, поскольку все уже было сказано до меня. Несмотря на изворотливость подсудимой, ее вина настолько очевидна, что я даже не буду расписывать отдельно каждый эпизод. Убийство – это убийство, с какими целями бы оно ни было совершено, а целых шестнадцать – это уже серия, говорящая о том, что пони была хорошо подготовлена, прекрасно осознавала происходящее… И самое главное – она знала, на что идет. Грифоны уже назвали ее Мясником Дарккроушаттена, и сейчас лишь ваш вердикт отделяет ее от улиц наших городов, от наших семей, близких и друзей. Подумайте об этом, уважаемые присяжные заседатели, ведь однажды, такой жертвой может стать кто-то из нас».

– «Благодарю вас» – сухо сказал судья, по-видимому, впечатлившись произнесенной речью обвинителя – «Защита, вам есть что сказать?».

– «Да, ваша честь, у нас есть речь для присяжных» – скосив глаза на лихорадочно кивающего адвоката, я вышла вперед, пока он удерживал на месте рванувшуюся было фестралку – «Я желала бы произнести ее сама, ваша честь».

Кивнув, судья с любопытством уставился на меня, в то время как зашевелившиеся на балкончике репортеры и художники уже приготовили бумагу и карандаши. Выйдя вперед, я остановилась и долго смотрела на каждого из присяжных, наблюдая, как некоторые из них отводят свой взгляд, некоторые – с вызовом смотрят мне в глаза, а некоторые с деланным безразличием разглядывают украшенный незамысловатой мозаикой потолок, не рискуя встречаться со взглядом моих черных глаз. По крайней мере, так это было описано в газетах, а тогда…

– «Честь. Честь, отвага и желание помогать – вот что ведет пони в мой Легион. Желание быть на посту. Желание отражать нападки врага в любое время, в любом месте. Счастлив ты или скорбишь, голоден или сыт, богат ты или беден, как храмовая мышь – ты всегда должен быть готов встать и сражаться, чего бы тебе это ни стоило. Как могла, я старалась культивировать это чувство в тех, кто служит со мной плечо к плечу, кто надрываясь, тащит тяжелый скутум или мечет острые пилумы , парит в небесах или напрягает все свои силы, затягивая нанесенные воинам раны. Среди нас уже есть потери, нам уже приходилось оплакивать павших в бою товарищей, еще недавно стоявших рядом с нами, плечо к плечу, круп к крупу… И я старалась, чтобы все, чему мы научились, все, через что мы прошли, научило их одному – в любое время и в любом месте, мы должны быть готовы пожертвовать всем, что у нас есть, включая наши жизни, для того, чтобы где-то там, за нашими спинами, еще не знающая об угрозе страна, была бы в безопасности – пока мы стоим перед нашим врагом.

Но эти слова так и остались бы красивыми словами, если бы не то, что произошло там, в том поезде, идущем из Нью Сэддла в Троттингем по ничейной, никем не охраняемой земле. Именно там эти слова прошли проверку на искренность, проверку на прочность, когда на поезд, полный обычных пони, было совершено гнусное, ничем не спровоцированное нападение. Да, это было именно нападение, в чем мы смогли с вами убедиться, выслушав сбивчивые, испуганные показания пассажиров. Оно произошло рано утром, когда сон особенно силен – налетчики не стали церемониться и жестоко расправились с машинистом, неумело и неловко остановив паровоз на каком-то безымянном, заброшенном полустанке, где, выкинув пассажиров из вагонов, принялись их вязать, утаскивая в свое вонючее логово среди ничейных холмов. Многие пытались воззвать к ним, многие – убедить, но чувствующий свою безнаказанность враг в лице множества грифонов, спустившихся с пасмурных небес на наши головы, лишь посмеялся над их мольбами. На моих глазах был тяжело ранен мой муж, и налетчики хвастались передо мной, показывая мне и окружающим булаву, которой они пытались его убить, проломив ему голову.

И вот тогда, я поняла, что значат те слова, которые мы говорили друг другу. Семья, оставшаяся где-то далеко, в теплой и мирной Эквестрии, тело мужа, лежащее в горящем вагоне, растоптанные надежды и мечты – все перестало существовать. Остался лишь долг. Последний долг по отношению к тем пони, которые были еще живы; к тем пони, которые жалобно стенали, немилосердно прикручиваемые веревками к жердям налетчиков; к разлучаемым семьям, которые должны были отправиться куда-то на север, чтобы навсегда сгинуть на каменоломнях или строительстве очередных замков и крепостей. Госпожа прокурор описала это как убийство – что ж, она права. Ее долг – следить, чтобы пони не нарушали закон. Ее долг – чтобы зло было наказано… А мой долг состоял в том, чтобы взять это зло на себя».

– «Протестую!» – нахмурившись, подала голос белая единорожка – «Речь не по существу!».

– «Протест отклоняется. Продолжайте, подсудимая».

– «Благодарю вас, ваша честь» – коротко кивнула я, подходя к столу с вещественными доказательствами и беря скованными ногами свой боевой трофей. Меч был все так же тяжел, и не слишком удобно лег в закованные в сталь копыта, но его свист был все так же грозен, когда я, не обращая внимания на изготовившихся гвардейцев, крутанула его перед собой.

– «Вот этот меч был у одного из напавших на нас грифонов. Как и вот эта алебарда. Как и вот этот вот копье. Каждое из этих орудий оставило на моем теле свой след, и если прочих пони избивали лишь древками, приводя их к покорности, то меня… Скажем так, я выглядела лишь немногим образом лучше моего мужа, когда выбиралась из подземелья замка Дарккроушаттен, неся на своих подгибающихся ногах едва дышащее тело своего супруга. Убила ли я этих грифонов, спросите меня вы? Знаете, закон рассматривает это как убийство, в то время как в моих глазах это была казнь. Вокруг меня не было никого, кто мог бы встать между озверевшими, алчущими крови и добычи бандитами, и сотней беззащитных пони – и я сделала это сама. Как и предписывал мне долг, который мы возложили на свои плечи, я подставила себя под удар. Так же, как сделали это стражи, ценой своих жизней разоблачившие спрятавшегося в песках страшного колдуна. Так же, как это сделала Скейти Белл, вставшая между нами и огромным каменным монстром – в тот момент я поняла, что пришел и мой черед. Я стала действовать так, как этого требовал мой долг – быстро, как можно более эффективно… И абсолютно безжалостно. На одном моем копыте лежали жизни окружавших меня пони, в то время как на другом – жизни бандитов, пришедших к нашему порогу. И я сделала свой выбор. Я казнила их, одного за другим.