Михаил Крюков - Еретическое путешествие к точке невозврата

Он легко взбежал по лестнице. Вольфгер и монах двинулись за ним.

Кабинет доктора Меланхтона оказался очень уютным, хотя и небольшим. Наверное, это была любимая комната хозяина, в которой он проводил лучшие часы жизни.

Кабинет безраздельно принадлежал книгам. Большие и маленькие, старые и новые, рукописные и печатные, пухлые фолианты в переплётах из потрескавшейся свиной кожи и тощие брошюры вовсе без обложек теснились на полках, грудами лежали на столе и на подоконниках. Кругом были стопки бумаги, рулоны пергамента, перья, перочинные ножички, подсвечники, заплывшие воском — вероятно, хозяин много работал по ночам. Пахло чернилами, пергаментом и книжной пылью — знакомый и любимый Вольфгером запах. В комнате стояла пара кресел, стол, накрытый вязаной скатертью, и конторка — Меланхтон, наверное, предпочитал писать стоя. В комнате было тепло, в углу уютно потрескивала облицованная синими изразцами голландская печь.

Хозяин указал гостям на кресла, а сам остался стоять, опершись на конторку. Было видно, что эта поза для него привычна и естественна.

Вольфгер с любопытством разглядывал ближайшего сподвижника и друга Лютера. Меланхтону на вид было около тридцати, он выглядел как типичный кабинетный учёный, неделями не выходящий из дома — бледный, узкоплечий, с умным, нервным лицом и близорукими глазами. Его длинные русые вьющиеся волосы уже изрядно поредели. Меланхтон был одет в тёплый халат, по покрою напоминающий профессорскую мантию. Из-под рукавов халата выглядывали манжеты крахмальной рубахи. Хозяин вежливо ждал, пока гости начнут разговор.

Вольфгер откашлялся и начал:

— Господин доктор, нас привела к вам череда событий, которые можно назвать поистине удивительными, странными, а, быть может, и страшными. Дело в том, что моему капеллану были явлены неоспоримые признаки приближения конца света.

Меланхтон, который пододвинул к себе лист бумаги и чернильницу, чтобы по привычке записывать разговор, вздрогнул и уронил перо.

— Я… я не ослышался?! Не осмеливаюсь повторить…

— Увы, не ослышались, — холодно сказал Вольфгер. — Речь идёт ни более, ни менее, как о светопреставлении, и мы хотели бы по этому, столь прискорбному поводу получить высокоучёный совет и наставление доктора Мартина Лютера, чей богословский авторитет в стране поистине неоспорим, но, к несчастью, его нет дома, и мы не знаем, где его искать.

— Но… почему вы решили, что речь идёт именно об окончании земного бытия всего сущего? Возможно, это ошибка? Может быть, существует, другое толкование? Признаться, я растерян, совершенно выбит из колеи, и даже не знаю, что сказать вам…

— Это долгий разговор. Вы располагаете временем, герр доктор?

— Конечно, конечно, — кивнул Меланхтон, — все мои дела не стоят ровно ничего в сравнении с ужасной катастрофой, так неожиданно и грозно нависшей над нами! Рассказывайте скорее, прошу вас!

— Ну что ж, отче, вот и пробил твой час, — сказал Вольфгер. — Начинай с самого начала.

Когда отец Иона закончил рассказ, на Меланхтона было жалко смотреть. Он стоял, вжавшись в угол и обхватив руками узкие плечи.

— Сладчайший Иисусе, — пробормотал он, — за что ты так сурово караешь нас? Что же я скажу Катерине?!

— Кому, простите? — переспросил Вольфгер.

— Моей супруге, фрау Катерине, — пояснил Меланхтон. — Видите ли, господа, я недавно вступил в брак и… моя супруга в тягости. У нас нет тайн друг от друга, я не смогу скрыть от неё ужасную весть, которую вы принесли в мой дом. Мир клонится к закату. Каким он будет, когда в него вступит наше дитя?! И зачем ему появляться на свет Божий, если скоро свершится предсказанное? О, горе, горе!

Он стал читать наизусть, задыхаясь и захлёбываясь:

«И вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь;

И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои;

И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих». [68] Откровение св. Иоанна Богослова, глава 6, стихи 12–14.

Вольфгер вдруг понял, что не стоит ждать помощи от этого маленького, испуганного человека, потратившего жизнь на изучение и перевод греческих текстов, внезапно оказавшихся никому не нужными.

— Как же так, господин Меланхтон, — спросил он, — ведь вы доктор теологии, наверняка изучали эсхатологию [69] Эсхатология (от греч. ἔσχατον — «конечный», «последний» + λόγος — «слово», «знание») — система религиозных взглядов и представлений о конце света, искуплении и загробной жизни. , читаете по памяти Откровение Иоанна Богослова, и вдруг ужасаетесь вести о неизбежном?

— Да, конечно, разумеется… вы правы… — забормотал Меланхтон, — но, видите ли… мы всегда рассматривали конец света несколько умозрительно… А тут… Понимаете, этот дом, эти стены, эти книги, даже это перо, которое я держу в руках, да и мои руки — ведь всё это по Его воле исчезнет! И я не могу сдержать охватывающий меня ужас…

— Что ж, это понятно и естественно, — мягко сказал отец Иона, — но позвольте задать ещё один вопрос: вы упомянули Апокалипсис. Конечно, все мы знакомы с этой святой книгой, но она написана таким тёмным языком… Как вообще теологи представляют себе конец света?

Меланхтон задумался.

— Вы задали воистину головоломный вопрос, — наконец сказал он. — Вряд ли кто-то из смертных сможет дать на него ответ. Но, знаете что? Я прочитаю вам один текст, это богомильский [70] Богомилы — еретическая секта, существовавшая в Европе в X–XV веках. апокриф, «Тайная вечеря» или «Interrogatio Iohannis», я как раз переводил его на немецкий язык перед вашим приходом, возможно, он послужит хоть каким-то ответом…

Меланхтон взял со стола лист бумаги и начал читать:

«И я стал спрашивать Господа о Судном дне: „Каким будет знамение твоего прихода?“ Он мне ответил: „Это произойдёт, когда число Праведных уравняется с числом падших с неба увенчанных Праведных. Тогда Сатана освободится и выйдет из своего узилища, обуянный великой яростью, и станет воевать с Праведными, и те воззовут к Господу Богу. И Господь тотчас велит своему ангелу затрубить в трубу. Трубный глас ангела разнесётся от небес до преисподней. И тогда солнце затмится, и свет больше не станет светить. Звезды упадут, и четыре ветра развеются, и от них сотрясутся земля и море, равно как и горы и долины. Тотчас содрогнётся и небо, и солнце погаснет на четвёртый час. Тогда явится знак Сына Человеческого, и с ним будут все добрые ангелы, и он поставит престол свой на облаках, и воссядет на престоле своего величия, с двенадцатью апостолами, восседающими на двенадцати престолах его славы. И книги будут развёрнуты, и он станет судить весь мир и веру, кою проповедовал. И тогда Сын Человеческий пошлёт своих ангелов, чтобы они взяли его избранных со всех четырёх сторон света и от вершины небес до их края, и чтобы привели их. И тогда Сын Человеческий пошлёт злых бесов, чтобы они привели к нему все народы, и скажет им: „Придите сюда, те, кто говорил: мы сытно ели и сладко пили, и получили в этом мире свою награду“. И после того, как мы узрим этих демонов, все народы, преисполнясь страха, предстанут перед судьёй. И Книги Жизни будут раскрыты, и там будут показаны все народы. И Господь возвеличит Праведных за их терпение и их добрые дела. Тем, кто слушался ангельских приказов, даны будут слава, честь и бессмертие. Тем же, кто повиновался демону, придётся испытать гнев, обиду, терзания и страх.