Николай Ярославцев - Вождь из сумерек 3

Прогнал подлую мысль. Сознание нырнуло в забытые дороги. Затерялось во времени и появилось и появилось в темной пещере. Днем и ночью работают его маги, ежечасно творя послушных безликих воинов из смердящих полуистлевших останков. Не на жертвенных столах, освященных его присутствием, его словом и его волей, возвращаются в этот мир они из праха и тлена. Купаются в крови в огромных каменных чанах и котлах под вой заклинаний и поднимаются, и поднимаются, едва обретя студенистую плоть, готовые занять свое место в рядах его непобедимой армии. И нет нужды в бронированных латах. Куска ткани на бедрах вполне достаточно, чтобы не унижать его взора греховной плотью. Хватит меча, топора или копья, которые во множестве ржавеют в земле.

Со стоном и воем ползут по забытым дорогам, скорбя об утраченном покое, о сладостной тишине бесконечного и безмятежного сна. И чтобы вернуть утраченное счастье, они сметут все на своем пути без скорби и глупой жалости.

В десятках тайных храмов, замков и пещер, недоступных человеческому глазу, в боли и муках, как и все, что появляется на этой земле, бурлит и потоками льется кровь, чтобы вознести его к вершинам бессмертия. Порой его уставшие и охрипшие от бесконечных заклинаний, маги допускали ошибку и тогда его взору открываются настоящие чудовища. Монстры, вид которых не в состоянии описать человеческий язык. Орки и тролли взвыли бы от зависти при виде их. А может, затряслись бы от страха.

Но так даже лучше. Как жаль, что сам он в спешке не пришел к этому. Ну, что ж, дело поправимое.

Кровь этих чудовищ, вернувшихся в мир, будет требовать новой крови, чтобы удержать в их телах едва теплившуюся жизнь. Сами, того не сознавая, чтобы удержать этот крохотный уголек, они будут рвать на своем пути все живое, ради глотка живой крови. Такой живительной для них. Такую армию остановить нельзя. А еще неисчерпаемый резерв. Его умертвия. И те, лишенные разума, лишенные воли. Кто прошел под ослепительным светом, сгоревшей в огне вулкана, пещеры. Но есть Великий Кракен!

Рука снова коснулась гладкой поверхности черепа. Глазницы зажглись, словно к глазам вернулась жизнь. Этих ждет иная участь. Им суждено вернуться в тела, чтобы повести за собой тысячи воинов его армии.

Стон, назойливый и мерзкий вой тел, страдающих от не человеческой, нестерпимой боли, мешают не торопливому течению мысли. Но без этого нельзя. Только настоящие беспредельные страдания помогут в полной мере оценить его божественный дар.

Хотя способны ли они на это?

И надо ли ему это?

Повинуясь его ментальному приказу, бесшумно, словно призраки появились служители храма, младшие жрецы. С осторожностью, как драгоценные чаши, и стараясь не глядеть в его сторону, принялись переносить черепа в жертвенный зал. Потянулись нескончаемой чередой под его остановившимся взглядом. Рука извлекла крохотный ларец. Один из жрецов услышал щелчок, скосил в его сторону испуганный взгляд, запнулся о толстый ковер, зашатался и, до блеска отполированный, череп выкатился из руки. Жрец упал на пол, подхватил череп на руки и застыл в роковом ожидании неизбежной расплаты. Достойно похвалы!

Перевел взгляд в его сторону. И пылинки упали на затылок нерадивого мага. Лицо жреца исказила гримаса боли. Но он не посмел огорчить его дерзкой гримасой. И это похвально. Что же, придется это отметить особым расположением.

Тело забилось в судорогах и невообразимых корчах. Слетел, сорванный рукой, плащ. Руки жреца рвали одежду. Но, страшась еще больших мук, он молчал, до боли прикусив губы. И только выражение его глаз не могло обмануть. Неловкий жрец предпочел бы смерть жизни, чтобы избежать этих мук.

Лопнула кожа на спине, оголив позвоночник. Плоть сползла с конечностей. И Великий шаман отвернулся.

Человек должен выпить полную чашу, прежде чем осознает всю величину его безмерной милости. И поэтому будет трещать тело в судорожной пляске и из разверстого рта польется не крик, а щенячий визг. Рев смертельно раненого зверя должен искупить его невольный грех.

А жрецы все носят и носят свою жуткую поклажу, страшась даже ненароком, из простого человеческого любопытства или снисходительной жалости, посмотреть на своего незадачливого товарища. Если им помнится еще это чувство, а разум способен понять это низменное понятие.

На месте лица появилась ужасающая маска. Рот растянулся в звериную пасть с длинными рядами острых зубов и медвежьих клыков. Уши обросли клочковатой, седой шерстью. Тело вздулось и покрылось костяными наростами. А из туловища вылезли остро изломанные паучьи ноги.

И судороги прекратились

Истерзанные страданием и болью глаза обратились к нему.

«А недурная собачка получилась! – С гордостью художника подумалось ему. – Мало желающих найдется, чтобы подойти к дверям его покоев».

Но слабость человеческая.

Провел ладонью по склоненной голове, не испытав чувства жалости и брезгливости.

-В полнолуние сможешь принимать прежний облик. Или любой иной на одну ночь. А сейчас, ступай…

Пора было в жертвенный зал. К священному алтарю.

На лице появилась легкая тень. И тут же пропала. Нет, не должно быть в этом мире ничего, что должно бы волновать его. Алтарь постоянно требует свежей крови. А его подданным все труднее и труднее добывать ее. Живую, горячую, пульсирующую. А сегодня ее потребуется много. Как никогда!

Шагнул от стола. Рассеянно посмотрел на шар и остановился. В кипящей пучине среди поднимающихся из глубин моря спиралью столбов, появилось человеческое тело. Живое тело. Сжимая в руках голубые мечи, с обреченной решимостью падает в бездну.

Навстречу с его « Кракеном». Навстречу гибели.

А чуть выше покачивается на воде его крохотное суденышко. И не просто покачивается, а ловко лавируя между столбами остановившихся смерчей, с настойчивостью пьяного моряка пробивается к берегу острова.

Скептически улыбнулся. Завидное упорство!

Сплошной импровиз. И не капли ума. Практически не на грош. Не хватило при раздаче!

Только что стоял на мостике. И словно нечистый в спину подтолкнул. Или в другое, но тоже щекотливое место. Бултых и в воду. В сапогах и волчовке. Правильно Толян говорит, что все хорошие мысли приходят позади. Или сзади? С заду! Сам в море, а мысли где-то там остались. В заду. Хорошо еще успел защиту выстроить. Хотя, если здраво рассудить, зачем она ему, когда ум дома остался.

Хорошо еще, что вода рядом была. Рукой подать. А то бы такого наслушался. Мама не горюй.

Валится камнем вниз. Мечи впереди… Странно, но чувствует себя так, словно в родной привычной стихии, а не в чужеродной среде. Давление воды не ощущается. А дыхание? Есть ли, нет ли.… Сам еще не понял.