Павел Буркин - Сила Мира

— Но тогда мы все…

— Не везде — над ними! — Говорить неимоверно трудно, Лалика, привыкшая не убивать, а любить, не понимает, что требуется. — Иначе… Их не выпустят!

— Если применить магию сейчас, она пойдет вразнос! — почти кричит женщина. — Весь Храм и полгорода сметет! Нас заметят…

— У нас нет выбора, Лали, — глухо произносит Амелия. — Обвали свод, пробей дорогу для летающей колесницы. Иначе все погибнем. А Храм… Если у нас все получится, он будет восстановлен. Важны не стены, а вера…

Женщина последний раз смачивает тряпицу, прикладывает к голове Амелии, торопливо, но умело и уверенно плетет заклятие. То же, которое века (или все-таки час?) назад сплела в городе, преграждая дорогу погоне, но помощнее.

Встряхивает так, что Лалика не удерживается на корточках, выпустив голову Амелии, падает наземь. На новый удар о землю голова отзывается неистовой болью. Преодолевая тошноту и головокружение, Амме поднимается и, вцепившись в руки подруги, вкладывает все оставшиеся силы в ее заклятие, достраивая его магией Исмины. Толчок повторяется. Совсем рядом, вминая в землю подбегающих воинов Озерного края с монахом во главе, падает глыба величиной с корову. Еще одна валится, где находились ведущие в подземный сад ворота. Грохот растет и ширился. Со свода сыплются пыль и камни — от крошечных, с вишневую косточку, до глыб с небольшой дом величиной. Суетится на дальнем холме Меллас, пытаясь полностью подавить магию. Поздно: очередная глыба падает там, где находился капитан-перебежчик и его взвод. Солдаты и горожане мечутся под каменным дождем — и гибнут, гибнут, гибнут…

Вновь оглушительно грохочет. В центре сада, прямо над подземным озером, свод покрывают трещины, потом он низвергается вниз, колоссальные глыбы вздымают фонтаны воды. Несколько заполненных оглушительным грохотом мгновений — и к свету магического «солнца» присоединяются лучи настоящего, освещающего верхний мир. По Храму проносится долгая, жуткая дрожь: он будто бьется в агонии.

С магическим «солнцем» творится невесть что и — оно растет на глазах, наливается ослепительно-ярким светом. Лучи, еще недавно ласково согревавшие подземный сад, изливают внутрь пещеры испепеляющий жар. Амелия чувствует, как по лицу градом катится пот.

— «Солнце» через несколько минут взорвется, — «радует» ее Лалика.

— Что могли, Лали, мы сделали… А что делают они?!

Нацелившаяся было на пролом «летающая колесница» круто, на кончике крыла, разворачивается и резко идет на снижение, щедро тратя драгоценное время. «Совсем как пьяница, присосавшийся к бутылке и не думающий о завтрашнем похмелье» — отчего-то подумалось Амме. С жутким ревом машина проносится над головой, закладывает еще один вираж, гасит скорость. «Летающая колесница» проходит над женщинами еще раз, гораздо медленнее, обдавая неистовым горячим ветром. На сей раз вниз брошены веревочные лестницы. Они, конечно, идиоты — рисковать главами всех Храмов ради них двоих! — но сейчас промедление преступно.

— Полезли, — распоряжается исминианка, не представляя, как будет исполнять собственный приказ.

— Я не полечу, спасайся! — перекрикивая грохот катастрофы, Лалика вынуждена прижаться к уху Верховной. — Не смогу жить, когда погиб Храм!

Спорить нет сил. Амелия хватает упавший сверху увесистый камень, заворачивает в край талхи… и бьет лучшую подругу по затылку. Левдаст показывал, как это делается, на пленных. Он даже научил жрицу, с какой силой бить, чтобы не убить, а оглушить. Уроки Палача пошли впрок. Глаза Лалики закатываются, она валится в траву. Верховная хватает одной рукой руку оглушенной, другой — край лестницы и обматывает вокруг запястий женщины. В самый последний момент, отчаянно подпрыгнув, успевает вцепиться в грубую веревку сама.

Голову ломит, подкатывает противная слабость. Она не представляет себе, как заберется наверх. Но это и не нужно: лестница поднимается сама, пока женщины не скрывается в люке «колесницы». Их подхватывают крепкие руки, и женщины оказываются внутри летающей машины. Амелия безвольно распластывается на полу, на радость нет сил.

Немного отдышавшись, Амме оглядывается. Они в крошечной каморке, источником света служит странный светильник, прикрепленный к потолку. Тревожно-багровый, негреющий свет выхватывает из мрака лица людей, бросивших лестницу — Мелхиседека Атарга и архивиста Леонарда. Стены помещения сделаны из прошитой толстыми заклепками жести. Сверху-справа доносится ровный гул.

Постепенно Лалика приходит в себя. «Теперь и ты, дорогая, поймешь, как болит голова», — злорадно думает Амелия и стыдится своей мысли. Сама-то Верховная потеряла лишь несколько браслетов, а подруга — свой Храм, свою Дарящую Любовь, лучшую подругу. Голову ломит низкий рев.

— Мотор работает, — поясняет Мелхиседек. — Кстати, Верховная, что надо сказать людям, которые тебя спасли?

— Спасиб-бо, — выдавила Амелия. И думает, что она — первая Верховная жрица Исмины, которую спас Высший Палач Лиангхара. Мир определенно сошел с ума…

— То-то же. Займитесь, утешьте подругу — бедняжка потеряла все, чем дорожила, а нам только самоубийств не хватало. Держитесь покрепче. Сейчас будет трясти…

— Что?

— Я предупредил, — усмехается Мелхиседек.

С огромным трудом исминианка встает, и тут же пол круто уходит вниз и в сторону. Амелия пытается удержаться, но ее ведет в сторону и швыряет на пол. От боли в разбитых локтях на глаза наворачиваются слезы, набивая новые синяки и шишки, женщина катится в дальний угол. Ей удается схватиться за какую-то железную скобу, привинченную к стене, наверное, как раз для этого. Исминианка осматривается и видит: сам-то Высший Палач вцепился в такую заблаговременно.

— Вам нравится издеваться над беззащитной женщиной? — обиженно спрашивает она. Сейчас Амме не понимает, как глупо выглядит.

— А как же, на то я и Высший Палач, — хмыкает король. — Вы забыли мой милый титул, Верховная жрица? Ладно, отставить шуточки. Мы в таком дерьме, что это и вправду неуместно. Сейчас будет трясти еще больше — мы уворачиваемся от обломков, стрел и прочих радостей. Хотите посмотреть, что происходит? Поднимитесь наверх, в отсек для людей, там есть иллюминаторы.

— Как? — изумляется Верховная. При такой болтанке и стоять-то невозможно…

— Вон лестница, люк не заперт, на стене такие же скобы, как тут. Покрепче держитесь — и взберетесь без проблем.

Взбираясь скачущей мустангом лестнице, Амелия сто раз прокляла любопытство, но оно, видно, родилось прежде ее самой. Наконец, с усилием толкнув массивный люк, она вваливается в верхнюю кабину — и тут же катится по полу, ударившись головой о стену.

— Садись, — произносит Кормчий Бури, помогая жрице устроиться рядом с крошечным иллюмирнатором и привязывая к сидению ремнями. Жрица хочет возмутиться, но миг спустя сбивчиво благодарит главу Храма Лаэя: «летающая колесница» взмывает вверх, потом круто разворачивается. Мимо проносится гигантская глыба. Амелия сглатывает, представив последствия столкновения. Все вокруг заполняет низкий, рвущий уши грохот. Летательный аппарат встряхивает, швыряет в штопор. Выйти из него «колесничему» удалется лишь у самой земли. Амелия видит мечущихся по вытоптанным лужайкам людей, их перекошенные ужасом лица. Одежда на некоторых тлеет, на других горит: за бортом жарко, как в кузнечном тигле. И на это безумное копошение медленно, как в кошмарном сне, наплывает исполинская волна огня.