Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — император

Если это так, то понятно, почему уходят в Маркус перед рассветом, а появляются только с наступлением ночи. Потому, как ни странно вместо привычного щита взять факел, но через несколько часов проверим, как — работает ли этот вариант… и работает ли вообще.

Выехали на опушку как раз в момент, когда солнце опустилось за край. В небе застыли, как приклеенные, багрово-сизые облака, а на землю легла плотная тень.

Тамплиер прогромыхал:

— Встретим их на выходе из Маркуса?

— Ни в коем случае, — отрезал я.

— Почему?

Остальные лорды и простые рыцари смотрят требовательно, я почувствовал, что недостаточно просто приказать, нужно, чтоб еще и приняли мои слова, как единственно правильные.

— Хотите, — спросил я, — чтобы из крепости вышло подкрепление? С таким оружием, к которому мы еще не готовы?

Альбрехт сказал твердым голосом:

— Ваше величество, приказывайте!

— Мы пойдем, — сообщил я, — за их отрядом на расстоянии. До конечного пункта. А там ударим.

Они согласно зашумели, только Альбрехт предположил:

— Может быть, дать им возможность нахватать пленных?.. Тогда у них руки будут связаны. Придется и пленников стеречь, чтобы не разбежались, и с нами драться…

— Сам так хотел, — признался я, — но часть пленников в самом деле разбежится. А это весьма нежелательно.

Тамплиер рыкнул:

— Почему? Спасутся…

— И разнесут по селам весть, — пояснил я, — что от чужаков можно спастись, не гася огни на ночь. И вообще окружить село кольцом костров…

Он кивнул, очень довольный, сам еще не продлил свою мысль до самого замечательного места, но сказал бы именно так мудро.

— Так это же хорошо!

— А филигоны, — закончил я, — видя, что уже не могут поймать ни одного человека, поднимутся вверх и уничтожат здесь все с высоты. Вы этого хотите, сэр Тамплиер?

Он проворчал что-то нечленораздельное, но отступил на шаг. Альбрехт сказал в нетерпении:

— Хватит пользоваться добросердечием нашего короля, что все объясняет и объясняет, уже слушать противно… Вот там уже выходят козлоногие!..

— Пусть выходят, — сказал я, — а мы ждем, ждем, ждем…

Голосов за спиной все больше, из глубины леса один за другим приближаются отряды. С последним прибыла блистающая Боудеррия, вся в коже, но стальные вставки блестят в красноватом свете факелов хищно и победно, а из-за плеч выглядывают рифленые рукояти узких мечей.

— Не выдвигаться, — предупредил я, — а то филигоны увидят тебя и все помрут от разрыва сердца, лишив нас заслуженной победы.

Она улыбнулась.

— Я такая страшная?

— Красота, — сказал я, — страшная сила. Ты ведь красивая… и почти женщина. Как твои люди?

— Дождались, — ответила она, понизив голос, — а то уже деревья грызли. Победа или смерть!

Я ответил невесело:

— С прибытием Маркуса это уже не лозунг. Похоже, пора выходить…

В нашу сторону из ночи пронесся на легконогом коне всадник, безошибочно отыскал взглядом меня.

— Ваше величество! Барон Дарабос сообщает, шесть отрядов вышли из Маркуса. Он предлагает проследить за тем, что направился к деревне Сиреневый Мох.

— Предложение принято, — ответил я. — Барон знает, что предлагает. Скажи, что мы встретим филигонов ближе к околице села, чтоб уж наверняка. Пойдем без факелов.

Он крикнул:

— Барон знает! Там и встретимся.

Он умчался, Боудеррия спросила тихо:

— Филигоны их не ловят?

— Странно? — спросил я. — Хотя могли бы. Но то ли одиночки не представляют интереса, то ли таких просто не видят… да-да, бывает такое даже в человеческой психике. Но сейчас разбираться некогда. Нам предстоит сделать то, к чему человек готовится всю жизнь, — убивать и снова убивать.

Она пустила коня рядом с арбогастром, что сам чернее ночи, я заметил, как недовольно поморщился Альбрехт, — то ли ревность, то ли суеверие, женщина в отряде обязательно к несчастью, — но ничего не сказал, повел свой отряд левее.

Едва выехали из-за деревьев, стало чуть светлее, все-таки не черные кроны над головой, а звездное небо, хотя разница очень даже невелика.

Карл-Антон, распределив своих магов, сам пристроился в хвосте моей группы.

Ехали в ночи, не зажигая факелы и даже не переговариваясь, с полчаса, я размышлял, что днем даже в самом темном лесу все равно светло, даже в глубоких лесных оврагах, а факелы для меня, как и для других, отвратительны тем, что из темной ночи вырывают лишь клочья реальности, а за гранью прыгающего круга света мир становится чернее черного.

Однако, как ни трудно для нас сражаться, держа в одной руке факел, а в другой меч, но придется, потому что для нас это всего лишь неудобство, а для филигонов… неудобство намного большее, если говорить осторожно.

В ночи раздался стук копыт быстро приближающегося коня, в слабом свете звезд я рассмотрел на взмыленном коне всадника, лицо белое в ночи, глаза выпучены от постоянного вглядывания в темень.

Он резко натянул поводья, прокричал:

— Ваше величество!.. Отряд козлоногих сейчас покажется во-о-он там!.. Они бегут быстро, ваше величество!.. Даже быстрее, чем все наши кони…

— Пройдут здесь? — спросил я.

— Почти, — ответил он. — Если по прямой от Маркуса до села, то сотни две ярдов левее от места, где вы сейчас.

Я судорожно вздохнул, сердце колотится часто-часто. Выдернул меч из ножен, тот мрачно блеснул в свете звезд над головой.

— Зажечь факелы!

В ночной тиши, нарушаемой только конским храпом, мой вопль пронесся далеко, и вскоре огни заблистали везде, где угадываются отряды.

И почти сразу я увидел вдали бегущих со стороны Маркуса козлоногих, довольно большой отряд, не меньше полусотни филигонов. Бегут в самом деле легко и стремительно, до этого видел их только обремененными грузом пленников.

За моей спиной барон Келляве прокричал страшно:

— Лучники!.. Товсь!..

Я успел услышал щелчки тетивы по кожаным рукавицам, зловещий свист сотен стрел, арбогастр уже уловил мое нетерпение и пошел короткими прыжками, как хищный зверь, настигающий добычу.

За спиной, а также справа и слева нарастает грозный грохот копыт. Рядом появился с пылающим факелом в руке чей-то оруженосец, крикнул отчаянно:

— Ваше величество!.. Не успеваю!.. Или медленнее, или возьмите факел!

Я молча выхватил из его руки горящий факел. Арбогастр вытянул шею и пошел ускоряющимися скачками. За спиной конский топот начал медленно отдаляться.

Факел в моей руке с треском разбрасывает оранжевые и багровые искры, в ладони другой руки зажата рукоять меча, хотя молот тоже постоянно напоминает о себе, и я цепко держал взглядом вырастающую массу козлоногих, что в ночи выглядят крупнее, страшнее и опаснее.

Я нацелился врезаться под острым углом с фланга, однако те разом замедлили бег, действуя жутковато слаженно, словно исполинская сороконожка, повернули ко мне головы и… остановились.