Татьяна Любушкина - В лабиринте миров

— Яша не надо… увидят.

— Пойдём в кабинет!.. — Яков Петрович беззастенчиво тискал белокурую дамочку, одна грудь вывалилась из узкого лифа…

— Яша!

Женщина едва успела одёрнуть платье и поправить верх, как в комнату без стука вошла полная дама средних лет и с порога принялась вещать высоким пронзительным голосом.

— Яков, ты даже не зашёл ко мне, а ведь я говорила тебе намедни, что больна! Софка — вон… — это она, походя, обронила белокурой даме и та немедленно удалилась, кусая от злости губы.

— Не стесняешься держать в доме своих шлюх! Ты знаешь, что Николай не выходит второй день?

— Знаю, — Яков Петрович переместился за стол в ожидании обеда.

— И что же? Так он и будет сидеть взаперти, пока не помрёт? Ты этого добиваешься?

— Я добиваюсь послушания. Я не потерплю в доме деревенской девки!

Дама покивала головой, соглашаясь.

— Я говорила ему, что Тамара не нашего уровня, но ты же знаешь Николая, он упрям, как… прямо как ты!

Яков Петрович пожал плечами.

— Неудивительно, ведь он же мой сын. Надо найти ему хорошую пару и тогда он забудет про скоротечный брак с этой пастушкой. Что посоветуешь? Ты наверняка думала об этом?

Дама задумчиво гладила рукой скатерть стола.

— Думала. Есть хорошие девушки. Есть… но Николай… он не желает и слышать о них!

— Тогда пусть катится к чертям вместе со своей деревенской девкой!

Дама продолжала, будто и не слышала гневного выпада Якова Петровича.

— Сегодня к нам в гости придёт председатель горкома Сергей Иванович. У него есть дочка. Пятнадцать лет, но…

— Что?

— Крайне мила. Мужчины не отрывают от неё глаз.

— Вот как?

— Да. И наш Николай не устоит. Но есть сомнения…

— Какие?

— Ты, — маленькие глазки дамы злобно блеснули. — Боюсь, что право первой брачной ночи в этом доме всегда будет принадлежать только тебе!

— О-о-о, — Яков Петрович в бешенстве откинул в сторону стул и он ударился об стену, ломая ножку и сбивая с пьедестала хрупкую статую. — Опять ты за своё?! Да когда ты угомонишься, старая дрянь!

— Да, я дрянь! Я дрянь!!! — дама залилась слезами. — А когда ты угомонишься, Яша, когда?! При живой жене, шлюху приволок, Софку.

— При живой жене?! — Яков Петрович тряхнул супругу за шею и она испуганно замолкла. — А ты забыла, как сама появилась в этом доме? Разве я не был женат? Но тебя это не остановило!

— Яша, я же думала у нас любовь! Сам говорил, жена старая, дочь больная… я же старалась, Яша! Двоих детей тебе родила! Коленьку, Катю… здоровых!

— Вот именно, — Яков Петрович неожиданно успокоился сел на стул и зевнул. — Тут ты права, жена старая. А старых жён надо менять, они ремонту не подлежат. Так что ты говоришь про дочку Сергея Ивановича? Пятнадцать лет? Гм…

Супруга Якова Петровича тяжело поднялась и заковыляла прочь из комнаты. Муж проводил её тяжёлым взглядом и зычно крикнул:

— Розка, Софка! Где вы, чёрт бы вас… обед заканчивается, а я только истериками сыт.

В комнату резво вбежали давешняя белокурая дамочка и рыхлая девица лет двадцати пяти с широким подносом, заставленным тарелками.

Девица принялась шустро накрывать на стол, Софья подсела к Якову Петровичу и, подставляя ему под руку, тарелки и закуски торопливо заговорила:

— Надо что-то решать, Яша. Беременная я, как с ребёнком то буду одна? Твоя старшая — уже дама, младшие тоже взрослые… сами свою жизнь устроят. Нет, мы конечно, будем помогать…

— Ты что ль помогать будешь? — буркнул Яков Петрович с набитым ртом.

— Да хоть и я. Помощь не только деньгами нужна, а и советом, лаской.

Яков Петрович оторвался от обеда и с интересом посмотрел на Софью.

— И что предлагаешь?

— Женись на мне, Яша. Ребёнку отец нужен. Фамилия. А то что же он будет? Байстрюк безродный…

— Не будет, — Яков Петрович продолжил прерванный обед, а Софья радостно всплеснула руками:

— Так ты женишься? Только жену твою Надьку надо отселить, да и Лидию Павловну… Люди смеются: первая жена в этом доме с дочерью живёт, вторая с детьми, а теперь ещё и я… как-то это Яша… не по-партийному.

Яков Петрович удивлённо поднял брови.

— Вона как заговорила? А теперь слушай сюда, — Яков Петрович утёр губы и жёстко взял Софью за узкие плечи. — Партию не тронь. Жёны жили здесь и будут жить. Нам по закону определённый метраж положен. Если всех выселить, так чужих заселят — будет коммуналка. В коммуналке хочешь жить?

Софья испуганно затрясла головой.

— Но три жены, это ты права — перебор. Потому я на тебе не женюсь.

— Да как же, Яша! Ребёнок…

— Я не женюсь, а вот Колька женится!

— Что?!

— Что слышала. Будет твоему ребёнку фамилия.

— Нашему ребёнку, Яша! Нашему!..

Яков Петрович вышел из-за стола, натянул на голову фуражку и молча вышел, горделивый и недоступный.

Софья залилась слезами. Рыхлая девица шустро вбежала в комнату и небрежно покидала тарелки на поднос.

— Будет убиваться-то будет.

— Ты слышала?!

— А то! Весь дом слышал. Ничего, могло быть и похуже. Тебя хоть в доме оставили, да и не просто оставили — замуж за генеральского сынка отдадут! Чего реветь-то?

— А Николай? Думаешь, он согласиться?

— А куда он денется? Небось уж не чает, как ему свою вину загладить, ведь в кои-то веки папеньку ослушался. Забудет свою Тамарку, женится на тебе, ребёночка родите… чего ещё? Не реви, ступай волосы прибери, умойся и вечером встреть его, как положено: с улыбками, да поклонами. А я пирожков напеку.

— Тошно мне, Роза. Как ни утро — так блюю, прямо из туалета не выложу. А он как дохнёт мне в лицо табачищем, там прямо хоть волком вой.

— Ничего, терпи. Такая бабья доля. Немного осталось-то. Родишь — полегчает. А с ребёночком мы управимся. Вон сколько баб-то в доме.

— А он потом другую найдёт, — плаксиво выговорила Софья.

— Да уж, известно. Найдёт. Да тебе что за печаль? Тебе судьбу ребёнка устроить надобно. Ты мать.

… От долго сиденья в шкафу затекли ноги, и мы Настасьей шевелили конечностями, разгоняя кровь.

— Идёмте, идёмте, — Катерина трясла красивыми цыганскими кудрями, нетерпеливо дёргая нас за руки. — Уехал изверг-то, пошлите ко мне во флигель!

Мы поднялись по узкой и крутой лестнице и оказались в круглой комнатке с высокими и узкими окнами, завешенными розовыми в мелкий цветочек, занавесками.

— Что Настька? Передала Машка обещанное зелье?

— Нет, — девочка с косичками виновато потупилась. — Её мамка про то узнала. В хате заперла, да ещё и высекла.

Катерина злобно нахмурила смоляные брови, и лицо её разом утратило красоту, стало неприглядным и даже гадким.

— Клушки деревенские! И чего я с вами связалась?! Недотёпы…

Катерина взволнованно ходила по комнате, кусая губы и ломая пальцы.

— Колька, дурак, только и хватило его, что на Тамарке, вопреки папочкиной воле жениться. И что? Боялся жену домой привести. Так и жили порознь. Молодожёны… двух недель не выдержал, побежал разводиться, чтобы папочке угодить! Зелья нет. Скоро родит Софка, они вместе с Розкой нас отсюда выживут. А то и отравят. Слышь, Настька? Отравят! Лучше добром дай зелье, я их первая потравлю!