Джон Толкин - Дружество Кольца

— Сколько надо, столько и понесем! — заявил Пиппин, всеми силами стараясь не показать, что мысль о долгом пути с тяжеленной ношей повергает его в уныние.

— Я двойную ношу возьму! — хорохорился Сэм.

Фродо, однако же, попытался найти другое решение.

— Господин Свербигуз, — обратился он к трактирщику. — Неужто нашей беде уж никак и помочь нельзя? Может, во всем Пригорье найдется парочка, да хотя бы один пони, нам для поклажи? Внаем, как я понимаю, никто не сдаст, но, может, продадут? — прибавил он, а сам подумал, хватит ли у него денег на такую покупку.

— Ох, тут едва ли чего получится, — покачал головой Пивнюк. — Ездовых пони у нас немного, и они, почитай, все стояли в моей конюшне, так что теперь ищи их свищи. Есть, конечно, у людей рабочие лошади, но кто же пахотного коня продаст? Однако попробую, может, что и выйдет. Пошлю сейчас Боба, пусть пройдется по домам да поспрошает.

— Попробуй, — молвил Бродяжник, тяжело вздохнув. — Без вьючного пони нам туго придется. Что ж, с надеждой убраться отсюда спозаранку и незаметно теперь придется распрощаться. Выспрашивать насчет пони — все равно что на каждом углу трубить в рог, объявляя о своем уходе. Видать, так они и замыслили.

— Во всем этом, — глубокомысленно заметил Мерри, — есть одна утешительная мелочишка. А вдуматься — так вовсе и не мелочишка. Мы сможем толком позавтракать, и за столом, а не на ходу. Давайте-ка кликнем Ноба.

Задержаться пришлось больше чем на три часа. Вернувшийся со своих поисков Боб сообщил, что никто из пригорян не согласен продать ни пони, ни лошадь — хоть их озолоти. Один только Прихвощень вроде бы не против уступить свою жалкую заморенную клячонку, но он такую цену заломит — только держись.

— Тот самый Прихвощень? — обеспокоился Фродо. — Нет ли здесь какого подвоха? А ну как его пони сбежит к нему с полпути со всей нашей поклажей или еще что…

— Насчет сбежит — не думаю, — пожал плечами Бродяжник. — К такому хозяину ни одна животина по доброй воле не вернется. Скорее всего, Прихвощень, и так на нас поживившись, вздумал напоследок еще урвать. Другого боюсь, как бы его заморыш по пути не издох. Ну да что толковать, выбора-то у нас нет. Сколько он хочет?

Бил Прихвощень запросил двенадцать серебряных монет, втрое больше, чем стоил в этих краях самый крепкий, здоровый пони. Скотинка оказалась кожа да кости — но помирать покуда, похоже, не собиралась. Фродо раскошеливаться не пришлось: трактирщик и Биллу заплатил из своего кармана, да еще Мерри получил восемнадцать монет — в возмещение за сведенных лошадок. Свербигуз был человек честный и, по здешним меркам, весьма состоятельный, но облегчить кошель разом на тридцать монет — это ни для кого не пустяк. А самое обидное — пришлось платить деньги наглому вымогателю. Правда, в конечном счете он внакладе не остался. Позднее выяснилось, что украли всего одну лошадь: остальные просто разбежались, и их со временем поотлавливали — то здесь, то там. Пони, принадлежавшие Мерри, припустили прямиком в дом Бомбадила, не иначе по Бегунку соскучились. Но как только Бомбадил прослышал о случившемся, он отослал их в Пригорье. Таким образом, трактирщик получил пять справных животных за вполне приемлемую цену. Им, можно сказать, тоже повезло: работы для них у Пивнюка хватало, но обращался он с лошадками хорошо, и они избежали тяжкого, опасного пути (зато и в Разлоге не побывали). Но все это выяснилось потом, а пока Свербигуз считал, что денежки его ухнули с концами. А тут и другие неприятности подоспели. Проснувшиеся постояльцы узнали о ночном нападении на трактир и подняли такой гвалт — хоть уши затыкай! Южане — их лошади тоже пропали из конюшни — орали и возмущались пуще всех прочих, покуда не выяснилось, что их косоглазый спутник, тот, что все с Прихвощенем соседился, и сам исчез без следа. Подозрение сразу пало на него. Теперь уж возмущался трактирщик.

— Нечего глотки драть, — выговаривал он, — коли водите компанию с конокрадом! Вот взыщу с вас все убытки, чтоб наперед неповадно было! Где ваш распрекрасный приятель? Ступайте, ищите — а то можете Прихвощня спросить!

Южане поутихли. Правда, оказалось, что косоглазый им никакой не друг: когда он к ним прибился, никто и вспомнить не мог.

После завтрака пришлось запасаться снедью для дальней дороги, перекладывать котомки, заново увязывать вьюки. Выйти удалось лишь часам к десяти, когда все Пригорье уже гудело, словно растревоженный улей. И то сказать — хоббиты прямо на глазах исчезают, по улицам ночами призраки шастают, коней крадут, комнаты громят! А тут еще к этим подозрительным путникам присоединился не менее подозрительный Бродяжник. Чтобы такого всякого, да за одну ночь — и старожилы упомнить не могли. Не только сами пригоряне, но и жители окрестных деревень толпились возле трактира: каждому ведь охота глянуть, как и куда эти чудные путники двинутся. Ну а постояльцы Пивнюковы — те просто гроздьями из окон свисали.

— Поначалу поедем прямиком по Тракту, — решил Бродяжник. — Нынче задворками плутать без толку, все Пригорье следом увяжется. Как поостынут да поотстанут, тогда и свернем.

С Нобом, Бобом и, конечно же, с Пивнюком путники распрощались, рассыпаясь в благодарностях — не их вина, что все так обернулось.

— Надеюсь, — сказал Фродо, — в лучшие времена снова к вам наведаюсь. Трактир у вас — лучше некуда, только б здесь жить да пиво пить, но нынче, увы, никак.

Далеко не в лучшем настроении они тронулись в путь под взглядами пригорян, когда дружелюбными, а когда и нет. Одни кричали: «Счастливого пути!», а другие: «Шли бы вы подальше!». Бродяжника, правда, в основном побаивались — как на кого глянет, тот и рот заткнет. Он вышагивал впереди, обок с Фродо. Мерри и Пиппин шли сзади. Замыкал шествие Сэм, ведя за собой пони, такого груженого-перегруженого, что и подумать страшно. Конек, однако же, удрученным отнюдь не выглядел — получалось, будто нежданная перемена в судьбе пришлась ему по вкусу. Сам Сэм задумчиво жевал яблоко — Боб с Нобом ему полный карман насовали.

— Яблочко на зубок, трубочка на дымок, — бормотал он. — Боюсь только, что скоро ни того, ни этого не станет.

Путники старались не обращать внимания на всех любопытствующих: головы торчали над каждым забором. Но уже ближе к воротам Фродо приметил дом — халупа халупой, но за высоким забором. Из окошка украдкой выглядывала косоглазая рожа.

— Вот, стало быть, где этот злыдень прячется, — смекнул он. — Ну и тип, с виду сущей гоблин.

А поверх забора на путников пялился человек с темными густыми бровями, злобными завистливыми глазами и ехидной ухмылкой. Когда они проходили мимо, он вынул изо рта коротенькую черную трубку и сплюнул.

— Привет, долговязый! — выкрикнул он. — Что, с утра пораньше куда подальше?