Егор Вакула - Танец со змеей

– Ну что? Все! Сторговались мы. Можем трогаться, если тебе больше ничего не надо.

– Ничего. Можем идти. – В голове Октис стремительно, словно травора на марше, промчалось желание извиниться перед ним за вчерашнее. Но мысль – именно, что промчалась. С неуловимо едкого и хитрого лица Воронея она опять перекинула внимание на светлый брусок.

– Хочешь? Попробуй. – Он протянул ей ладонь.

Октис осторожно дотронулась пальцами до бруска. Он оказался песочным и твердым, но в тоже время чуть податливым и тягучим.

– Не так много.

Она посмотрела на него и только увеличила планируемый кусок. Отломила почти кубик и недоверчиво положила в рот, смотря на реакцию Воронея. Его лицо изменилось разве что слегка заметным интересом. – Совсем как Зерка. – Подумала Октис. Не зря она приписывала ей мужские черты.

Октис смело переживала отломленный кубик, и рот ее мгновенно наполнился нестерпимой до горечи сладостью. Язык обожгло. Но она ничего не выплюнула, а только заглотнула часть. Смоченное слюной тягучее вещество прилипло к небу и растеклось по горлу. Тут же в голову ударило, а в глазах помутилось. Вороней протянул ей кувшин. Она схватилась за него и начала с жадностью пить чистую свежую воду, проталкивая невыносимо приторное вещество внутрь.

– Великие Творцы, что это?! – Прохрипела она тут же, как смогла.

– Я же сказал: не так много . Это – гадкий мед. Сухой и спрессованный.

– Гадкий?

– Ты ела раньше мед?

– Да. – Она отпила еще немного воды и отдышалась. – Доводилось.

– Ну вот. Похоже?

– А почему гадкий ?

– Я у него целую сумку набрал. Похоже у них тут улей свой и поле спрятанное. А на нем цветы особые. С тех цветов пчелы и собирают такой мед. Гадкий .

– Зачем ты набрал такого меда? Кому такое нужно?!

– Так ты и сама же не выплюнула. Проглотила все до крошки. Но эта твоя реакция – не с того, что он гадкий. Просто у них такая технология: мед настаивается, твердеет, а дальше они его прессуют и вытягивают. Это очень практично. Молодцы. С того он такой крепкий. А гадкий он потому, что тебя... ты самогон когда-нибудь пила?

– Да. – Насторожилась она.

– Ну вот, считай, что сейчас ты выпила залпом пару хороших кружек.

– Ох, нет! – Она наклонилась и оперлась рукой о колено. – Вороней, сволочь, почему ты мне раньше не сказал?!

– Так ты и не спрашивала. Я ж тебе говорил: бери поменьше . А ты все равно хапнула, будто я экономлю на тебе. Не бойся, ощущения будут немного другие. Ты пей воды больше. Чем больше выпьешь, тем быстрее все выветрится.

Октис выпила все, что оставалась в кувшине – добрую половину.

Может, не стоит пить? Может, так он опять издевается надо мной? – В панике подумал она. Но Вороней, будто угадав ее мысли, сам отломил чуть меньший кусок меда, положил в рот и пошел к бочке с водой. Октис подумала о том, что торговец демонстративно уровнял их дозы, ведь он обязательно испробовал товар перед покупкой. Даже ей пришло это в голову – значит, и ему подавно. Она решила на этот раз не злиться на него. В конце концов, он принес ей некий дар. – Люди же будут рады бутылке самогона или кувшину простого меда? Значит, наверное, будут рады куску и такого...

Он отдал ей сумку с купленной едой. Теперь оба тащили по две торбы. Когда они собрались и вышли с хутора, Октис почувствовала первую волну действия меда. Она помнила мысль о том, как похоже это на самогон. А вот дальнейшие события словно наспех стерли из памяти, оставив только обрывки и грязные следы. Она помнила какие-то свои действия, но совершенно не понимала их смысл.

***

Сначала они бежали вприпрыжку по дороге совсем как дети. Дальше дорога искривлялась, но Октис это не понравилось. Она твердо решила и дальше бежать прямо.

Потом они бежали уже по лесу. Она спотыкалась, но продолжала смеяться и перепрыгивать с ноги на ногу.

Потом им повезло: дорога простила их и вернулась под ноги, впредь послушно терпя все унижения и пинки с их стороны.

Потом Вороней и Октис оказались в объятиях друг друга. Они просто стояли и тихо обнимались посреди дороги. Октис помнила, как ей стало неожиданно спокойно, а ее щеку царапала мужская щетина.

А потом она угрожала ему кинжалом и хотела перерезать горло. Она бежала за ним, наверное, долго и в конце забыла, за кем гналась. Решила, что ее цель – небольшое деревце, стоящее на отшибе.

Это был плохо замаскированный шпион. Она начала с ним бороться. Дерево оказалось способным противником. Оно умело парировало приемы и держало удар, когда было нужно. Вороней бегал вокруг и болел за Октис. Он ожесточенно кричал:

– Убей его! Убей к Богам! Сделай это! Выполни! Нет, бей в сердце! Сразу!

В итоге, она посчитала, что переломала сложившемуся деревцу все кости, и они продолжили путешествие вновь вприпрыжку.

Они горланили песню без мотива и слов. И тут встретили какого-то одинокого пузатого мужичка с клочками волос над ушами и лысиной на макушке. Они повели вокруг него импровизированный хоровод, а Октис, наконец, изобрела мотив и слова песни:

– Вот он бочонок, полный винища-кровища... вот он бочонок... вот он бочонок... – Напевала боевым голосом Октис, наплясывая вокруг беззащитного мирянина.

Покинутый Творцами, мужичок прощался с жизнью. Он посчитал, что вот так она и закончится: беспросветно, в качестве жертвоприношения непонятного зверского обряда. И совершит его сама Смерть, представшая в истинном женском обличии. Он заплакал.

Октис увидела, что их новый приятель плачет, остановилась и замолкла. Она словно хищник приблизилась к нему. Лицом к лицу. С другой стороны Вороней ухватился за его плечи. Она внимательно смотрела на ручейки, появлявшиеся из глаз и стекающие по красным пухлым щекам.

– Отдай мне свои слезы... – Прошептал она.

Мужик онемел и испугался еще больше. А Октис только ближе придвинулась к нему, изогнула шею, и одним медленным движением слизала языком слезы с его щеки.

Как ей показалось, она получила, что хотела. Отодвинулась на прежнюю позицию. Опять уставилась на него, но удержаться уже не могла: вид испуганного мирянина теперь вызывал у нее только смех. Она начала давиться ели сдерживаясь. Побежала дальше, громко хохоча.

В итоге она поняла, что сидит в холодной речке и не знает почему. Над водой оставались только глаза. Иногда она чуть приподнималась, чтобы вдохнуть или сказать что-то Воронею. Тот так же сидел в воде и смотрел по сторонам.

– Октис, а теперь?

– Нет еще. Я точно чувствую, что что-то не так. – Сказала она и вновь погрузилась.

– А теперь?

Вскоре они просто вышли из реки обратно на дорогу и пошли вперед. Не вытираясь и не разговаривая. Им взаимно не хотелось думать и говорить о произошедшем. После долгого молчания первая фраза принадлежала все-таки Октис: