Виктор Дубчек - Капитан. Наследник империи

Смотришь на какую-нибудь первейшую-наираспервейшую красавицу-принцессу — а у красавицы клыки и зелёные волосы. Но в обморок не падаешь — ибо зачем падать, если через пять минут тот же Дурта всё тебе подробно и уверенно растолкует.

— Эээ… — сказал Дурта. — Скажите на милость — почему «орк»?

— Зелёная. И с клыками.

Дурта сосредоточенно уставился на принцессу. С балкона, куда капитан для разъяснений вытащил достойного мудреца, парадную залу видно было прекрасно. Принцесса милостиво улыбалась кому-то из пачимской делегации; клыки кокетливо вздёрнули верхнюю губку; тонкая серебряная диадема соблазнительно оттеняла сероватое лицо.

— Женщина, — уверенно сказал Дурта. — Человеческая юница. Весьма и весьма и весьма…

— Клыки видишь?

— Вижу.

— Волосы?

— Лиственные.

— Кожа серая?

— Как и подобает.

— Орк же! — трагическим шёпотом закричал Немец.

— Да почему?! — в не меньшем недоумении воскликнул мудрец. — Почему… эээ, почему… Капитан! Давай проясним: как выглядят женщины твоего мира?

Пусть и не через пять минут, но полчаса спустя загадка разгадалась.

Всё женщины всех разумных рас Вишвы, — за исключением драконов, половое распределение которых оставалось неизвестным, — выглядели примерно одинаково: как орки. И объяснялось это весьма просто: именно от орков все эти разумные расы и происходили.

Женщина любой расы могла понести от мужчины любой же расы. Ребёнок мужского пола непременно оказывался похож на отца: от человека рождался маленький человечек, от орка — оркёныш, от эльфа — ушастое друпадолюбивое чудо. Девочки приходили в этот мир только и исключительно оркийками.

Дурта, впрочем, утверждал, что определённые различия имеются, и местные определяют расу женщины с первого взгляда; так любящая мать различает однояйцевых близняшек.

— Избирательная эволюция!.. — почти с восторгом резюмировал капитан, отмечая в памяти непременно поинтересоваться у Содары настоящими причинами бесконечной войны с орками.

Ему хотелось выдать нечто глубокомысленное: например, пафосную фразу о высшей разумности матери-природы. Это прозвучало бы смешно — но, конечно, не было бы справедливым.

Мужчины Вишвы любили своих женщин именно такими — зелёненькими и зубастыми. Во-первых, никаких других они и не знали. Во-вторых, ежели настоящий мужчина захочет изменить свою женщину — к добру ли, к худу, но завсегда того и добьётся; к сурам эволюцию!..

А принцесса…

Принцесса-орк — что ж такого? обыкновенное дело, если вдуматься. Тем более что Севати производила впечатление самое приятное. Так уж оно заведено у них, у клыкастеньких: если женщина хочет нравиться — она нравится.

Но, конечно, не настолько, чтоб ради этого стоило остаться в Варте.

И уж тем более — переходить дорогу Кави.

Вон он как на свою ненаглядную уставился. Аж в четыре глаза.

— Я не люблю её, — безнадёжным тоном поведал Кави-старший.

— Правильно, — согласился капитан, рассматривая инкрустацию на здоровенном серебряном кубке. — Кого должен любить эльф? Эльф должен любить…

— Я не люблю её!..

И добрый эльф заломил уши таким отчаянным жестом, что капитан отбросил шутейный тон.

— Дай угадаю, — сказал он доброму эльфу. — Эту ты не любишь. А любишь ты…

— Ту. Прежнюю Севати.

— Из будущего? Старую?

— Что делать?.. — простонал Кави, закрывая лицо дрожащими руками.

— Жить, — сказал Немец. — Держать стену. Оставить след. И приглядывать за мелким.

— Эээ… но неужели Варта недостаточно велика для тебя?

Немец потрогал подбородок — и всё-таки решился.

— Дай палочку. Ну, стило… — он встряхнул песочницу, выравнивая поверхность. — Вот твоя Варта.

Он в несколько быстрых штрихов очертил контуры империи. Память на эти вещи у капитана была военная, профессиональная — Дурта согласно затряс шевелюрой.

— А вот Москва.

Он добавил неровный овал.

— Это твой мир? — заинтересованно прищурился мудрец.

— Это столица моего мира. Точнее, одной моей державы.

— А сама держава…

— В десять тысяч раз больше, — сказал Немец, разрушая робкую надежду мудреца, что речь идёт о своеобразном городе-государстве.

Дурта убито молчал.

— Вся твоя империя для меня, — безжалостно сказал капитан, — это поездка на метро. На одной конечной сел, на другой вышел, книжку захлопнул — вот и вся Варта.

— Великая Варта никогда не забудет того, кому обязана столь многим.

— Это кого?

— Тебя, капитан. Оставь свои шутки.

— О, голос-то какой командный. Горжусь тобой: сразу видно — император.

Всё ещё Содара грустновато улыбнулся.

— А чего вы все такие серьёзные? — спросил капитан, оглядывая друзей.

Кави-старший. Строгий, сосредоточенный. Влюблённый — по-настоящему безнадёжно.

Кави-мелкий. Как-то вдруг повзрослевший, но это только видимость — взрослеют не вдруг. Ещё не влюблённый — по-настоящему.

Дурта? Нет, всё-таки Думья. Столько всего ещё не сказано…

Содара. Почти Адинам, чуть было не оставшийся просто Содарой. Пустяки: крепче будет.

— Чего приуныли-то? — повторил капитан. — Я же не навсегда ухожу. Просто дел накопилось, то, сё. Планету приберу — и вернусь. Обязательно.

— А… честно-честно? — вздёрнул уши эльфёнок.

— Ты же знаешь, — улыбнулся Немец. — Я не предатель. Я иду, я живой, я один на земле. Хочешь, расскажу, что было дальше?

Подтянутый, представительный мужчина расположился в кресле так, чтобы скрыть свой рост. Виктор Михайлович прекрасно понимал, что не дело переводчику выходить на первый план. Особенно теперь, когда и самому хотелось стать как можно более незаметным — он испытывал страх.

У настоящих профессионалов и страхи обычно профессиональные. Нет, не ошибиться где-нибудь в грамматике — это было исключено по определению; скорее — опоздать с переводом, исказить оттенок смысла, недослышать или, напротив, уловить чуть больше положенного.

Но сегодня Виктор Михайлович испытывал страх совсем иного рода. Мастер слова затруднился бы с подбором точного определения; это чувство напоминало то, какое накатывает на ребёнка при первом осознании собственной небессмертности.

Напротив его «клиента», - переводчик предпочитал отстранённость в работе, — в глубоком кресле возле камина уютно устроилась госпожа Маргарет Тетчер, премьер-министр Соединённого Королевства Великобритании и Северной Ирландии.

Госпожа Тетчер улыбалась многозначительно и плотоядно, немигающими влюблёнными глазами вперившись в собеседника. Так мог бы выглядеть флирт в исполнении паучихи.

Сметая формальные преграды, госпожа Тетчер скинула туфли и поджала ноги; периодически она кокетливо подёргивала пальцами — через равномерные интервалы времени. От ступней госпожи Тетчер еле заметно тянуло сладковатым ароматом свежестриженных ногтей.