Эмиль, Гнитецкий - Благими намерениями

Тот закивал головой и оскалился, не произнеся ни звука.

- У него язык отрезан, не обращай внимания. Но слышит он хорошо, - засмеялся Бартольд, встал, подошёл к столику с инструментами для пыток, и начал рассказывать о назначении каждого из них, демонстрируя у лица Мольха эти варварские изобретения:

- Вот эти крючки предназначены для сдирания кожи живьём. Этими щипчиками выдираются куски мяса. Боль просто нестерпимая! Даже трудно представить, что ты почувствуешь. Невозможно пересказать, как тебе будет больно. А в склянке, - показал Мольху, - сильный уксус. Он вызывает ожоги кожи. А если влить такой уксус в свежую рану, то будешь долго-долго петь на все лады. Но если нас утомят твои вопли, мы воткнём тебе в рот такую грушу. Видишь, я кручу барашек, а лепестки раздвигаются. Иголочки можно загнать тебе под ногти. Ты знаешь, какое нежное мясо под ногтями у человека? Оно очень, очень нежное, и гнить начинает довольно быстро, причиняя лютую боль. Этой специальной верёвочкой можно стянуть тебе голову так, что она треснет во многих местах. Твою безответственную голову ещё можно просверлить этим милым шипом, - показал рукой на тиски с полукруглым зажимом. Ну, о дроблении пальчиков ты уже понял, - закончил кромник, - Знаешь, как весело из расплющенных пальчиков выдавливается костная жидкость?! А, чуть не забыл, это выдавливатель для глаз. Раз - и глаз долой, два - и нет другого. Здравствуй, вечная тьма! Теперь ты видишь, какой у нас богатый арсенал, какое искусство, какая культура пыток для упорствующих. И это, поверь, только начало!

Мольх мелко задрожал и попытался сглотнуть ком. Стены стали уходить то влево, то вправо. Ноги ослабели, комок в горле никак не удавалось проглотить, как застрявшую кость. В глазные яблоки словно подпустили дыму. Окружающие предметы раздвоились и поплыли перед помутившимися глазами. "Держись, граф! Держись!".

Бартольд никак не унимался. Под внимательные взгляды присутствующих и звериную улыбку Лукаса он продолжал свою давно заученную лекцию:

- Гвозди, - со скучающим видом повертел в руках железки, - Самые обычные притуплённые гвозди. Эти гвозди можно вбивать молотком прямо в коленные суставы, пришпиливая их насквозь прямо в дерево. В каждую коленку можно вбить пару десятков гвоздей, потом выдернуть их, на это место забить деревянные колышки и оставить упрямца в таком положении на многие часы. Любое, даже самое мелкое движение, будет только усиливать и до того нечеловеческую боль. Боль в суставах особенно жестока.

С этими словами, достойными законченного садиста, он принялся мерить камеру шагами, ни на кого не обращая внимания, полностью погрузившись в свои садистские фантазии. Мольха крепко держали под руки два стражника, не давая ему упасть. Тем временем кромник откашлялся и продолжил.

- С древних времён люди смотрят на боль, как на неизбежного и постоянного спутника. Она была, есть и будет верным стражем и бдительным часовым человека, постоянным союзником и помощником лекарей. Именно она учит человека осмотрительности и осторожности.

Дошёл до стены и развернулся.

- Заставляет хранить и беречь своё тело. Она мучительна и изнурительна, но хотя она и угнетает человека и заставляет его страдать, до необходимых пределов она необходима и полезна. Почему, как ты думаешь? - голосом университетского профессора спросил Бартольд.

Пленник молчал, стиснув зубы.

- Она предупреждает нас об опасности, защищает от ожогов, обморожений и прочих неприятностей, заставляет принять какие-то меры. Также она предупреждает о заболевании и помогает врачевателю найти и устранить причину болезни.

- Зачем ты мне всё это говоришь? - процедил Мольх, у которого от подобных речей кровь начала стыть в жилах.

- Чтобы ты понял, что тебе сейчас будет очень больно, - Кромник поднял указательный палец вверх и состроил сочувственную гримасу, - Но ты можешь избавить себя от мук двумя словами: "Я подпишу!".

Показал пальцем на стол, где лежали бумаги.

- Вздор! - выдавил из себя Мольх, глядя стеклянными глазами, - Вы не понимаете, что творите, сволочи! Шкуродёры, живорезы, дерьмо коровье!

- Всё сопротивляешься? Надеешься перебороть нас? Нам всё равно, что ты тут говоришь. Кроме одного - согласия подписать показания и добровольное признание, - ухмыльнулся Бордул, встревая в разговор, - А ну давай подписывай. Мы идём тебе навстречу. Избавь себя от мук! И нас - тоже!

- Добровольного? Согласия? - вспылил Мольх. - Где тут добрая воля?!

- Тебе же сказали, ты ставишь не на ту лошадь! - стукнул кулаком по столу Бордул, краснея от ярости. - Я там не знаю, что ты думаешь, но подпись поставишь!

- Видишь ли, наш неразумный друг, - ладонью остановил Бордула лектор и обратился к Мольху. - Нет границы человеческой фантазии, изощрённости в изобретении способов причинить муки и страдания себе подобным. Люди достигли огромных успехов в умении истязать и калечить других людей. Всё, что поставлено на службу человеку и призвано облегчить его жизнь, так же способно ввергнуть его в пучину боли, превратить в нечто сломанное, изувеченное, лишённое всякого достоинства, жалкое и никчемное существо. Сильная и невыносимая боль снижает способности и силы человека. Она способна изменить, а то и растоптать его душевные качества, исковеркать не только тело, но и душу живого существа. Она ломает его, уродует всё самое возвышенное и благородное, что в нём есть. Она творит чудеса.

"Слишком умный, гнида, - подумал Мольх, пытаясь подавить страх и ужас, овладевший им окончательно, - Слишком умный для следователя. Неизвестно, сколько я продержусь, но буду терпеть, пока не сойду с ума или не сдохну. Или всё-таки пойти с ними на сделку?" - неожиданно кольнула сознание провокационная мысль.

- Мы даём тебе последний шанс, - лицо Бордула опять начало переходить из красного цвета в багровый, губы затряслись, - подписываешь, бандит?

Мольх отрицательно мотнул головой.

- Бандиты при дворе короля Ровида не служат! Бандиты пытают других людей!

- Можешь брехать, можешь не брехать, а признание выколотим, гнида!

- Ну что ж, урок опять не был усвоен, - покачал головой Бартольд, - Охрана, Лукас. Повесьте-ка его на вывернутых руках к потолку. Пусть повисит и подумает над своим поведением.

Троица взяла в крепкие тиски Мольха, связали верёвкой его ноги и руки за спиной, и подвесили на предварительно спущенный крюк. Лукас стал крутить барабан, поднимая руки сыскаря вверх. Все присутствующие внимательно смотрели на жертву, как удавы на кролика, ожидая вожделенного "Да, я подпишу!".

Руки бедного сыщика уже вывернулись до того порога, когда человек чувствует неприятное выпирание в лопатках. Ещё выше, и ещё. Сердце Мольха начало сильно щемить, дышать становилось всё труднее и труднее. Он приготовился, сжав мышцы лица до предела. Вес стал всё больше и больше приходиться на связанные руки. И вместе с этим выворачиваемые плечи начали всё сильнее и сильнее болеть. К телесной боли добавилась и боль душевная, ведь он, сыскарь его величества короля Ровида, больше не хозяин своему телу. Что теперь с ним действительно сотворят, что захотят. Как же невыносимо чувствовать себя игрушкой в чужих руках, с которой можно не церемониться! Страдания, как прорвавшаяся лавина, затопила сознание бедного сыщика, сделав его и без того безрадостное положение ещё более печальным и отчаянным. В тот момент, когда он был вынужден встать на одни мыски, из его горла вырвался отчаянный стон боли сквозь стиснутые зубы. Ему казалось, что кожа лопнула, а лопатки вышли наружу. Наконец, тело повисло в воздухе, а под сводами пыточного подвала разнесся уже не стон, а жуткий нечеловеческий вопль.