Мария Теплинская - Короткая ночь

Янка отчего-то знает, что это — его деревня, и люди в белом — тоже свои, однако не узнает никого. Ни Леси, ни Савки, ни стариков Галичей, ни Рыгора, ни Василя — никого из них нет здесь. Одни только незнакомые мужики, бабы, дети, подростки…

В полном бессилии вынужден он глядеть на бесчинства разбойников и знать, что в недалеком будущем та же участь постигнет и его близких.

А следующим утром, ни свет ни заря, примчалась к нему всполошенная Леська. И он, измученный, растерянный, потрясенный, сдался…

— Ну, еще бы! — тихонько засмеялась бабка Марыля, когда он закончил свой рассказ. Что же с тобой еще-то было делать, с таким глупым да упрямым? А никто другой и не сгодился бы: ты один знал туда дорогу. Ну, зато все теперь ладно будет, и Яроська вам более не страшен. Правда, сам он пока про то не знает.

— Но как же он… они… — растерялся Горюнец. — Как же они думают… нас от него избавить?

Он совершенно не мог понять, что же Перун или Купала могут поделать с бумажно-вексельным горем Любичей, и каким образом они думают расплатиться с долгами молодого пана Владислава.

— А это уж не твоя забота, милок, — ответила ведунья. — Ты свое дело сделал, а теперь дай им свое сделать, они уж сами разберутся.

На медвежьей шкуре зашевелилась Леся, затрепетала пушистыми ресницами.

— Просыпается, — кивнула на нее старуха.

Девушка подняла голову, недоуменно повела глазами вокруг, силясь понять, где же она находится, и как сюда попала.

— Что, кветка, не здесь думала пробудиться? — опять засмеялась бабка.

— Крепко же я спала… — тихим голосом произнесла девушка.

— Ты и должна была крепко спать. Заповедные ворота отворить — это дело нешуточное, всю свою силу нужно отдать, после такого все спят, ровно убитые. Как ты теперь-то себя чуешь?

— В голове шумит, руки-ноги ровно чугунные — не поднять. А так — ничего.

— Так и должно быть, кветочка, так и должно быть. Денек-другой походишь чуть сонная, а там все пройдет. Ну, вот и травки наши готовы, — старуха ловко вынула из печи горшочек с отваром.

Леся глотнула ароматного горячего настоя, который бабка налила для нее в глиняную кружку. Она ощутила легкую горечь зверобоя, ни с чем не сравнимый вкус мяты, даже в горячем напитке холодящей губы, смолистую терпкость можжевельника. Были здесь и шалфей, и душица, и земляничный лист, и еще какие-то неведомые травы, природу которых Леся так и не смогла определить. Но отвар, видимо, и в самом деле обладал волшебными свойствами: она пила и чувствовала, как голова становится легкой и ясной, стихает ноющий гул в ушах, крепнут, наливаются силой руки, прежде настолько слабые, что едва могли удержать кружку (ведунья на первых порах даже помогала ей пить, придерживая кружку своей рукой).

Она пила, а старуха тем временем рассказывала, и из ее рассказа Лесе понемногу становилось понятно, что же с ней произошло, и почему она так неожиданно потеряла сознание в том древнем святилище.

Зыбка и непостоянна граница между мирами, и врата в неведомое не могут вечно стоять открытыми. Приходит время, и они закрываются, затягиваются, словно бы зарастают, и тогда богам в наш мир нет более доступа. Как и прежде, они все видят, все знают, однако не в силах помочь своим детям, коли случится с ними беда. Закрываются врата, по людским меркам, не скоро; могут и целое столетие простоять открытыми. Однако в последние века, с упадком древних культов и забвением прежних богов, сроки стали короче.

Открыть врата можно только из нашего мира; сами боги сделать это не в силах. Да и среди людей не всякий на то сгодится: лишь юные, полные сил, те в ком еще не погасла вера в чудо, кто силен духом и при этом чист в помыслах — лишь им под силу вновь соединить разделенные миры. Это может быть девушка не старше семнадцати лет, или хлопец — не старше двадцати. Как правило, боги избирают их сами и дают знать — чаще всего, во сне. Избранный должен непременно прийти на то заветное место, пред самые очи древнего идола, а не то его сила растеряется по дороге, пропадет попусту, а врата так и не откроются.

И при одном взгляде на каменный лик вся сила, что есть у него, уходит к идолу, разрушает незримый заслон. А сам избранник на краткое время теряет не только силы, но и самую жизнь.

Янка мрачно кивнул, когда ведунья сказала об этом. Он и сам хорошо помнил, что в первые минуты Леся не дышала, и сердце ее не билось.

Однако же настоящей беды в том не бывает: в скором времени боги снова вдохнут в него жизнь, вольют свежие соки, согреют замершее сердце.

— Ой, бабусь! — вдруг перебила девушка, охваченная внезапной догадкой. — А в те давние времена, когда на наши села ляхи напали — тогда тоже врата закрылись?

— А ты как думала? — отчего-то рассердилась ведунья. — Сами вы тогда были и виноваты! И в те времена кого-то во сне упреждали, да он, вишь ты, слушать не стал, либо заупрямился, как нынче твой суженый… Вот и доупрямились!

— Но как же тогда… — Лесе вспомнилась та страшная огненная кара, что постигла окаянных налетчиков, и те жуткие видение, от которых едва не сошел с ума тогдашний пан Любич, который объявил вольную всем длымчанам. — Открыли, значит, все же ворота?

— Спохватились потом, да поздно было! — проворчала старуха. — А явился бы вовремя, как было велено — не случилось бы той беды.

Леся в негодовании сжала руки. Явился бы вовремя… Были бы живы люди, целы хаты, посевы… Она вспомнила того смельчака, что сгинул под ударами множества сабель, спасая девочку-подростка…И девушки бы избежали позора, не достались бы злодеям не поругание… Столько несчастий, а все, оказывается, из-за одного упрямого дурака!

И не будет она теперь сердиться на Купалу за те жуткие ночные видения и угрозы, и Янке не стоит держать обиды за Лесин обморок. Длымь теперь спасена от худших бед!

Когда они распрощались со старой ведуньей и собрались домой, уже перевалило далеко за полдень, и тени, хоть еще и короткие, уже немного клонились к востоку. Солнце припекало; в неподвижном горячем воздухе проносились крупные радужные стрекозы. Вокруг было мирно, дремотно, однако на смену зною подступала жаркая духота.

— Гроза идет, — заметила Леся. — Поспешить бы надо. А ты видел, какой она стала, Ясю? — вдруг спросила девушка. Она еще не вполне твердо держалась на ногах, и он придерживал ее под локоть. — А что она прежде говорила — помнишь? Одно только слово и знала: судьба да судьба…

— Ну, еще бы! — ответил Ясь. — А ты вспомни, Лесю, кто в нее свою силу вдохнул?

И Лесе тут же вспомнилась темная, смурная Рыгорова хата, полная тяжким духом тления, и возбужденный шепот тетки Авгиньи:

«-Отходит старуха-то… Уж и попа кликала, а перед тем Марылю из лесу позвала, все шептались о чем-то с нею, а потом наша-то и отдала ей все травки свои…»