Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

— Наш благородный архиепископ издал такой указ! Отныне священникам будет позволено жениться!

Все было кончено. Крестьяне принялись ругаться, многие развернулись и резво отправились в обратный путь. Но некоторые все же остались, сгрудились около священника и засыпали его вопросами. Он старался, как мог, ответить каждому.

— Папа, а в этом точно нет ничего хорошего? — озадаченно осведомилась Корделия.

Что он мог ей ответить?

— Вопрос спорный, Делия. Есть много «за» и много «против». Лично мне больше доверия внушает священник, который не торопится попасть домой к обеду.

— Мне тоже…

Люди начали расходиться, распалась и та кучка крестьян, что сгрудились около монаха. Они отступили, ожесточенно переговариваясь между собой. Монах слез с пня. Было видно, что он ужасно устал.

— Хорошо вы говорили, святой отец, — смущенно проговорила юная крестьянка, подойдя к священнику чуть ближе, чем следовало бы. Заложив руки за спину и покачивая пышной юбкой, она улыбнулась, но тут же потупилась. — Уж конечно, если священники — лучшие из нас, они должны иметь сыновей, правда?

Священник невольно попятился, побледнел, а девушка вновь шагнула к нему, сияя ослепительной улыбкой.

— Ой, какая бесстыдница! — мысленно воскликнула возмущенная Корделия. — Она с ним заигрывает!

— Ну вот она — обратная сторона медали, — отозвался Род и забеспокоился за дочь. — Если позволить священникам жениться, они станут не застрахованы от кокетливых девиц.

— Но… Да, это, спору нет, правда, — более или менее храбро отвечал девушке священник. — Вот только для женщины такое замужество будет трудным, чадо. Священник редко бывает дома — столько у него забот о пастве.

— Тем более ему нужна верная женщина, которая будет приглядывать за домом и вести хозяйство, — возразила девушка. — И кроме того, женившись, священник сможет перестать терзаться плотскими искушениями.

Священник вытаращил глаза. Вероятно, эта мысль ему пока в голову не приходила. Он заулыбался и шагнул навстречу девушке.

— И верно… Ведь тогда его желания станут добродетельными, как у всякого женатого мужчины. Как твое имя, дочь моя?

— «Дочь моя!» — мысленно фыркнула Корделия. — Как же, будет она его дочерью! Она ему дочь родит! Неужели он не видит, что ей нужен не он сам, а его высокое положение?

— Чаще всего мужчин в таких ситуациях легко обмануть, — отозвался Род, вспомнил о ряде эпизодов из своего прошлого и поежился. То, что у дочки развилось неплохое чувство юмора, его порадовало, но вместе с тем он почувствовал, что отношение Корделии к духовенству поколебалось, а вместе с ним — и вера. — Главное, помни, милая: оттого, что мужчины слабы, Бог не утрачивает своего величия.

Корделия ничего не ответила. Она явно была в смятении и растерянности. Род решил, что им с дочерью пора встретиться. Он отступил в лес и послал Корделии мысленное распоряжение:

— Спускайся. Пожалуй, пора нам с тобой отправляться домой.

На миг перед его взором мелькнул образ, созданный сознанием дочери: легкий, стремительный полет в прохладном ночном воздухе, и связанное с этим полетом ощущение чистоты. Род поджал губы. У его маленькой дочки появились подозрения в том, что люди могут быть грязны душой, как и телом.

Включая, естественно, и архиепископа. Безусловно, Джон Видцеком наверняка мог бы убедительно обосновать то, почему священникам следует жениться, и вероятно, с его стороны это выглядело бы вполне искренне. Но почему-то как раз насчет искренности Род сильно сомневался.

— Так, значит, эта тварь была создана из «ведьмина мха»? — нахмурившись, переспросил Бром О’Берин.

— Да, милорд, — ответил Пак. — К шалашу нас привели собачьи следы, и мы своими глазами видели, как этот человек сотворил из «ведьмина мха» ходячее дерево.

— Маленькое, — уточнил Келли.

— Не сомневаюсь, оно подрастет, как только его создатель обзаведется очередной порцией «ведьмина мха», — проворчал Бром. — Ты прав, Робин. И говоришь, он быстро изготовил это деревце?

— За четверть часа, пожалуй, ваше величество.

— Стало быть, он большой искусник. Только леди Гэллоугласс управилась бы скорее. — Бром не удержался от любовной улыбки, но тут же снова стал серьезен. — И вы говорите, что на макушке у него выбрита тонзура?

— Выбрита, милорд, — если только он не ухитрился так ровненько облысеть.

— Вообще-то, если рассудить, возраста он почтенного, — добавил Келли.

— Ты что же, защищать его взялся? — обрушился на лепрехуна Пак. — Помолчи, монаший прихвостень!

— Это кого ты прихвостнем обозвал, подлый дух? Да будет тебе известно…

— Ничего ему не станет известно, — рявкнул Бром. — Неужто вы собрались тратить время на препирательство, когда этот архиепископ подговаривает крестьян низложить короля? Нет уж! Ступайте к хижине этого колдуна и следите за каждым его шагом! Идите же и ничем не выдавайте себя до прихода королевских воинов!

Дверь с грохотом отворилась. Крестьянин рывком поднялся на постели, но двое воинов проворно вывернули ему руки за спину. Один из них поднял хозяина лесной хижины на ноги, а второй быстро обмотал его запястья веревкой. Крестьянин, сонно моргая, разглядел суровых мужчин в кольчугах, с копьями в руках.

— Что… что вы делаете? С чего вы на меня накинулись? У меня ничего такого нет…

Но воины без слов развернули его к мужчине в легком шлеме. ГРУДЬ его защищал латный нагрудник, к поясу был приторочен меч. Подбоченясь, он гневно глянул на хозяина хижины.

— Ты творил чудовищ и натравливал их на ни в чем не повинных людей! — Не отрывая взгляда от колдуна, рыцарь крикнул: — Он связан, миледи!

В хижину вошла красивая осанистая женщина с пышными рыжеватыми волосами. «Крестьянин» побледнел, узнав леди Гвендилон.

— Не пытайся отрицать этого, — посоветовала она колдуну. — Нам обо всем рассказали двое свидетелей, которые своими глазами видели, как ты изготовил ходячее дерево. А теперь отвечай, зачем ты делал это.

«Крестьянин» насупился:

— Нет. Вы ничего от меня не узнаете.

Он не шутил — Гвен это поняла. Его сознание выглядело совершенно пустым и гладким, словно шар. Но вдруг изнутри этой сферы вылетел мысленный приказ явиться и сражаться. Гвендилон проворно развернулась к двери.

В хижину с диким ревом ворвался двухголовый пес, свирепо сверкая всеми своими четырьмя глазищами. Рыцарь повернулся к твари, выхватил меч, а Гвендилон прищурилась и уставилась на чудовище в упор, и уже в то мгновение, когда монстр прыгнул на нее, его силуэт начал таять прямо на глазах, как воск на горячем камне. Рыцарь вскрикнул и бросился вперед, стремясь заслонить собой Гвен, но о его нагрудник ударился уже не страшный зверь, а обугленная черно-серая масса. Бесформенный ком отскочил от латной стали, а рыцарь отступил, став зеленым, как плод авокадо. Гвен не сводила глаз с комка «ведьмина мха». Вскоре этот комок разделился пополам, затем обе половинки также распались на две части, и в конце концов образовалось сорок маленьких комочков. А в следующее мгновение комочки пожелтели, выпустили зеленоватые проростки, и по полу раскатились… луковицы!