Кристофер Сташеф - Пока чародея не было дома. Чародей-еретик

В зале стало тихо.

А потом слово взял Гвельф:

— Ты прав. И я то же самое думаю о себе и моем отце… Но как быть с нашими душами? Что, если отец Бокильва прав, а архиепископ ошибается?

— Вот-вот, — мрачно подхватил Гибелли. — У меня нет ни малейшего желания терпеть вечные муки только из-за того, что мой отец примкнул к церковнику-еретику.

— И все же, — рассудительно проговорил Честер, — не исключено, что прав архиепископ. Что вы об этом скажете? Тогда нам, принявшим сторону Рима и короля, предстоит до скончания веков гореть в аду.

— Ой, кто бы переживал! — взорвался Гибелли. — Ты еще успеешь тридцать три раза во всем разобраться до Страшного Суда, можешь не сомневаться! Ты узнаешь, чем закончится эта ссора и какая из Церквей истинная. У тебя будет время покаяться и очиститься, если потребуется! Но мы, дети мятежных лордов, сразу отправимся за решетку, как только его величество оседлает коня.

— Верно, у меня будет время для этого, — отвечал Честер, не отводя глаз От Гибелли. — Если меня не убьют на поле боя.

Гибелли умолк.

Молодые лорды долго сидели в безмолвии. Слова Честера повергли их в страх.

Но вот наконец Гвеот не выдержал. Он хлопнул ладонью по столу и прокричал:

— Что же мы за горстка трусов! И какие мы пустоголовые тупицы! Сидим тут и содрогаемся от каких-то словесных перепалок между бритоголовыми церковниками! Да какая разница, кто из них прав, а кто — нет? Бог есть Бог, и его им не изменить!

— Отважные речи, — с горечью пробормотал Глазго. — Готов ли ты повторить все это — слово в слово, когда тебя поведут в темницу?

— Он прав, — сказал д’Огюст, который наконец занял свое место за столом. — Мы лорды Грамерая, правители своих уделов в этой стране. Мы отлично знаем, как действует власть. Так неужели мы не увидим и в том, что происходит ныне, проявлений борьбы за власть?

Лорды примолкли, удивленно переглянулись и мало-помалу начали понимающе кивать.

— И верно — это всего-навсего борьба за место под солнцем, — по-волчьи оскалившись, заявил Гвельф.

— Ну, тогда давайте и будем все это с этой точки зрения рассматривать, — предложил д’Огюст, склонился к столу, облокотился и, глядя на Гибелли, покачал указательным пальцем. — Но подумайте вот о чем, милорд: если бы случилась война, а мы бы пожелали позаботиться о том, чтобы наш род не прервался, — как бы мы поступили?

— Ну… — Гибелли непонимающе уставился на д’Огюста, но через пару секунд сдвинул брови и ответил: — Мы бы позаботились о том, чтобы на каждой из сторон воевал один из наших сыновей.

— Совершенно верно! — довольно хлопнул по столу д’Огюст. — Так поступали наши предки в незапамятные времена, как только двое великих лордов вступали в сражение за наследование престола. Так что, милорд, смело выступайте на стороне короля и сражайтесь, если придется, и тогда вы унаследуете отцовский титул и владения, если его величество победит.

Гибелли изумленно вытаращил глаза и с сомнением сдвинул брови.

— Какой бы еще совет ты мог мне дать, если ты — приверженец короля? А впрочем… Разве тебе нет резона сразиться против меня?

— Не скрою, есть такой резон. И все же я предпочел бы увидеть тебя на поле боя — на любой стороне, — нежели здесь, где твоя голова может оказаться в корзинке.

— Ну а если наши отцы победят? — спросил Глазго.

Гибелли резко повернулся к нему.

— Ты что, совсем слабоумный? Они поймут, почему мы сражались на стороне короля, потому что не хуже нас знают историю наших родов и то, как поступали наши предки во времена гражданских войн. Разве не всегда так бывало, что семейство, имевшее двоих сыновей, отправляло воевать по одному на каждую сторону? Одного — к владыке, другого — к мятежнику!

— Все так, — согласился Глазго. — Ты прав. Конечно, наши отцы простят нас за эту невольную измену.

— Точно. А нам удастся сберечь головы на пле… — Гибелли вдруг замер. — Господи, каким же подлым трусом я стал, если жизнь для меня дороже чести! — Он зыркнул на д’Огюста. — Вы все сказали верно и рассудительно, милорд, да только я теперь понял, что это была всего лишь хитрая уловка, чтобы заставить меня изменить моему отцу, моему роду и всему дворянству! Но я тебя насквозь вижу, миротворец несчастный. Не миротворец ты, а искуситель, всегда готовый занять сторону победителя! Отойди от меня, сатана!

— Я всего лишь старался принять благоразумное решение, — негромко возразил д’Огюст.

— За твоим благоразумием кроется измена! Вот почему на самом деле ты так ратуешь за Туана Логира, да?

— Нет, — ответил д’Огюст.

— Но как же это? — Архиепископ развернулся и наставил на своего секретаря указующий перст. — Ты убеждал меня в том, что наша братия сможет заставить народ взбунтоваться против короля, а теперь чародеи короля противостоят каждому шагу наших чародеев, да еще и настраивают народ против монахов!

Он стоял спиной к окну в своем солярии. Солнце светило ярко, но лицо архиепископа оставалось в тени. Однако это грозное зрелище не устрашило брата Альфонсо. Более того: он с большим трудом удерживался от того, чтобы не выказать испытываемое им презрение. В конце концов он проговорил миролюбиво:

— В начатой игре, милорд, это вполне резонный шаг. Так что нам нужно всего-навсего сделать шаг ответный.

— Это какой же? Борьба с борьбой? Ты говоришь загадками, брат Альфонсо! Как же это возможно?

— Возможно, если обрушить их удары на них самих, милорд. Они желают поднять народ против духовенства, а мы еще легче сумеем поднять народ против колдунов и ведьм!

Архиепископ поднял голову. Взгляд его стал испуганным.

— Если весь народ ополчится против чародеев, — продолжал брат Альфонсо, — король вряд ли отважится пользоваться их услугами, иначе их растерзают разгневанные толпы.

— И это было бы мудро с его стороны, — невесело заметил архиепископ. — Толпа и в самом деле готова, того и гляди, восстать против чародеев. И тогда мы снова увидим, как людей сжигают на кострах или хоронят, проткнув сердце осиновым колом.

Брат Альфонсо пожал плечами:

— Таковы издержки.

— Издержки! Теперь благодаря моему сверхизобретательному советнику народ ополчится против нашего ордена! Против самого монастыря!

— А я думаю, этого не случится, — с кислой усмешкой отвечал брат Альфонсо. — Есть способ добиться нашей цели без особых сложностей. Мы могли бы доказать, что Зло сеют не чародеи вообще, а только те, что служат королю.

Архиепископ нахмурился:

— Это каким же образом мы могли бы такое доказать?

— Отлучив от церкви их предводителей. — Брат Альфонсо злорадно улыбнулся. — Объявите еретиками лорда Верховного Чародея и его женушку.

— У тебя есть какая-то особая причина посетить деревню под названием Мольтрейн, Род?