Джеймс Оуэн - В поисках красного дракона

— Дедушка не воняет! — закричала Лора Липучка. — Разве что иногда после обеда, но он притворяется, что спит.

— Дедушка, а? — Бертон искоса посмотрел на старейшин. — Теперь у нас есть на что обменять наших детей.

— Вам только что объяснили: мы не имеем никакого отношения к пропавшим детям, — вмешался Чарльз.

— И тем не менее, — пропел Бертон, погладив девочку по щеке, — мы нашли вас на нашем берегу, да еще и с живым кораблем и в компании потомка нашего злейшего врага. Похоже, кое-кто мне лжет. А это очень опасно.

Он отрывисто произнес что-то на неизвестном друзьям языке, и на этом совет закончился. Не обращая внимания на протесты и возмущение, Бертон схватил Лору Липучку за руку, а Эвин — за плечо и вывел обеих из дома.

По приказу Мюртвэя несколько крепких молодцов подняли пленников на ноги и быстро повели их по тропинке прочь от поселения.

По дороге друзья заметили, что стражники идут не настолько близко, чтобы подслушать, поэтому они тут же приступили к выработке плана действий. В первую очередь необходимо было спасти Эвин и Лору Липучку.

— Не хочу показаться занудой, — шепнул Чарльз, — но нам нужна и «Географика» тоже. В ней столько всего, что она, скорее всего, понадобится, чтобы вызволить всех детей.

— Я не оставлю их Бертону, — зашипел Джек, — особенно Лору Липучку. Вы видели, как он на нее посмотрел, когда узнал, чья она внучка?

— Разумеется, мы не оставим ни ее, ни Эвин, — сказал Джон. — Но нас превосходят и силой, и числом, и мы не имеем ни малейшего представления, где находимся и куда бежать, если нам удастся сбежать.

— Какие, право, мелочи, — пробормотал Чарльз, оглядывая конвоирующих их молчаливых стражников.

— Не думаю, что мы можем бежать, — внезапно сказал Берт. — Ответы, которые мы искали, могут оказаться прямо здесь.

— Не можем сбежать? — взорвался Джек. — Боже правый, Берт, да почему же нет?

— По двум причинам, — помрачнел Берт. — Во-первых, Бертон назвал корабли, забравшие детей, «живыми». Так что я догадываюсь, что сталось с нашими пропавшими Кораблями-драконами, и для чего их теперь используют.

— Согласен, — кивнул Чарльз. — Их использует этот мерзкий «Стефан», чтобы похищать детей.

— И это делает вторую причину еще хуже, — приглушенно молвил Берт. — Намного хуже.

— Почему? — не понял Джек.

— Потому что, — Берт повернулся к нему. — Имя сына Эвин, пропавшего принца, моего внука — Стефан.

Кроатонцы заперли пленников в маленькой хижине из прутьев и шкур, в которой, тем не менее, были вставлены стеклянные окна. У нее, наверное, было и другое применение, но все понимали, что теперь эта хижина стала их тюрьмой.

Костры снаружи догорели, постепенно весь шум деревни стих. На Подмир опустилась ночь.

В хижине друзья уснули. И увидели сны. Не о своих недавних приключениях (или злоключениях), но в этих снах они искали смысл, лежащий не на поверхности.

Джон не испытывал страха.

Ему всегда было интересно, каково это — бояться чего-то, но после войны он постепенно понял, что его ничто не страшит. На его глазах погибло много друзей, сам он не раз подвергался смертельной опасности. И из всех этих передряг он выходил переменившимся — в лучшую, как он надеялся, сторону. Но в отличие от физических повреждений, понесенных теми, кто так или иначе был ранен на войне, изменения, произошедшие в Джоне, оказались невидимыми глазу: он перестал бояться смерти.

Это новое качество проявилось не в чрезмерной беспечности, а скорее в том, что он не отдавал себе отчета, какую цену заплатит лично он при том или ином развитии событий. Самое лучшее слово, способное описать его мировоззрение, пришло из Индии: сатьяграха [41] . Оно означало: «делай что угодно, отдавай что угодно, жертвуй чем угодно ради того, что считаешь правильным, но не навреди ближнему. И делай это, не оглядываясь на себя».

Единственный страх, который переживал Джон, был страх за своих детей.

Ему часто снились сны, в которых дети падали с большой высоты и он не мог до них дотянуться. Они падали, как Икар, что подлетел слишком близко к Солнцу, но слишком далеко, чтобы отец мог его спасти. Иногда ему снилось, что он почти успел, а однажды, когда сон был о старшем сыне, Джон протянул руку и коснулся пальцев мальчика прежде, чем тот упал.

Впоследствии размышляя об этом, Джон решил, что сын его был достаточно близко, чтобы дотянуться до него, и сам он был достаточно близко, чтобы удержать — и спасти. И Джон постоянно прокручивал в голове эту мысль. Когда он рубил дрова для домашней плиты, он иногда воображал, что большое полено — это рука ребенка, и он вытаскивал его из поленницы и поднимал лишь кончиками пальцев, едва-едва удерживая. Частенько кусок дерева выпадал из рук, оставляя на память занозы. Но хватка у Джона становилась сильнее, и постепенно он смог переносить тяжелое полено на какое угодно расстояние, держа его лишь пальцами и не боясь уронить.

С тех пор ему по-прежнему снились сны о том, как его дети падают — но он всегда успевал их спасти.

***

Джеку снилось желание. Не желание обладать какой-то вещью или стать кем-то, а сам смысл понятия «желание». И еще ему снился страх.

Будучи ребенком, однажды Джек увидел во сне, что может избежать скучной жизни, ожидающей его в будущем, и отправиться в такое место, где он никогда не станет взрослым; и мальчик знал, что этого ему хотелось. Но бодрствовал он или спал, он подавлял это желание.

Когда Джек подрос, его сны воплотились в реальности, и он последовал своему желанию стать героем и пережить жизнь, полную великих приключений — но и страхи его материализовались, за что поплатились близкие ему люди. И снова Джек отказался от своего желания.

Теперь он разрывался между тем, что хотел сделать, и тем, что, как он знал, он должен был сделать. Юноше казалось, что эти две вещи зачастую похожи; но он не был твердо уверен. И не в силах решить, Джек отогнал сновидение и урывками проспал остаток ночи.

***

Спал и Чарльз. Во сне он умел летать. И это было восхитительно.

***

Еще не наступил рассвет (или его имитация в Подмире), когда друзей кто-то растолкал в темноте.

Это была Лора Липучка.

— Пошлите, — взволнованно зашептала девочка. — Нам надо уходить, уже почти утро!

— А что случится утром? — Голос Чарльза был еще хриплым со сна. — И потом, разве тебя не посадили под замок, как и нас? Как ты выбралась?

Девочка покачала головой, почти рассерженно:

— Нет времени! Надо уходить!

Она развязала Чарльза, он помог освободить остальных, и они тихонько приоткрыли дверь хижины. Снаружи двое крепких стражников, приставленных им в охрану, лежали на земле в позах, которые ассоциировались скорее с обмороком, а не с крепким сном.