Лилия Касмасова - Инферняня (СИ)

— Кхм, — сказал Швайгер, отступая назад. — Пожалуй, поедем домой.

— Откуда ты знаешь? — спросила я Вивиан.

— Я попадал в такой переплет, — сказал Гермес с беззаботной улыбкой.

Неужели мы повернемся спиной к интереснейшим событиям? И пойдем себе прочь?

Но все уже так и сделали — пошли по дороге, что вела к дому Аполлона.

Я задержалась, и меня чуть не сшиб бегущий мимо конь в пиджаке. Ой, это же человек. Мог бы хоть извиниться в таком случае.

Но он ускакал себе вперед. Может, это тот, чьи носки сушились на веревке? Может, он спешил проверить, не увел ли их кто, пока он бастовал?

— Алисия! — обернулся Томас. — Поедешь с Вивиан и Швайгером. А я верну тележку Алану.

— Я с тобой, — машинально крикнула я, догоняя их.

Ну и зачем? Чтобы переломать себе все кости в этой тележке? Плохая идея. Или чтобы Томас догадался, что я к нему чувствую? Еще хуже. А я что‑то к нему чувствую? Ну ничего себе!

— Не надо, — ответил Томас, пока я впала в ступор от собственных мыслей. — Доберешься до дома с комфортом.

В итоге я напросилась в тележку. Сказала, хочу еще раз прокатиться с ветерком. А потом шла к орам, возле которых мы оставили наш садовый транспорт, и дрожала от страха, что вылечу из нее в первые же минуты после старта.

Но мне повезло. Гермес сказал:

— А хотите, я доставлю тележку Алану? Я доставляю посылки любого размера.

Ух ты!

— Хотим! — выкрикнула я моментально.

— Мне будет приятно сделать что‑то для вас, — сказал Гермес.

Томас кивнул:

— Спасибо, Гермес.

Гермес полетел к тележке. А мы подошли к дому Аполлона.

У крыльца стояли одно желтое нью — йоркское такси и один длинный черный мерседес, в каких ездят звезды.

Петер и Гера сидели на ступенях. Гера читала книгу, Петер слушал и гладил белого курчавого ягненка, пристроившегося рядом и жевавшего большую оранжевую ромашку.

Когда мы приблизились, Петер вскочил и побежал к нам.

— Мы едем домой, — объявила ему Вивиан, обнимая его и целуя то в макушку, то в щеки.

Мы с Томасом уселись в такси, Вивиан, Швайгер и Петер — в мерседес.

Томас для вида сел на место шофера: хотя Гера сказала, что такси само отвезет нас куда надо, но шокировать людей и тем более, полицейских, нам не очень‑то хотелось.

Я тепло попрощалась с Петером. Вивиан сказала, что когда они будут по делам в Нью — Йорке, няней она наймет только меня. А еще сказала, что когда мы с Томасом будем в Лос — Анджелесе, то добро пожаловать к ним со Швайгером на чай. Если бы мне сказали еще в понедельник, что меня позовет в гости сама Вивиан Джемисон, то я бы ни за что не поверила, что при этом больше всего меня взволнует ее предположение о том, что я буду в Лос — Анджелесе вместе с Томасом Дабкиным, соседом с пятого этажа!

Как мы добирались до Нью — Йорка, я не помню — я заснула, едва мы вылетели из тумана, скрывавшего Олимп. И проснулась только когда Томас открыл дверцу с моей стороны и сказал:

— Приехали, Алисия.

Я разлепила веки и увидела дверь моего подъезда с тусклым фонарем под козырьком. А, в Нью — Йорке же еще ночь. Я взглянула на свои часы — первый час. Пришлось сделать неимоверное усилие, чтобы вылезти из машины и потопать к этой двери.

Но тут уже меня окончательно разбудили — в дверях я столкнулась с миссис Трюфельс, выносившей мешок с мусором. Увидев меня, она его выронила, замахала на меня руками, что‑то забормотала, вытащила из‑за пазухи крестик, выставила его перед моим носом, а потом, ко всему этому, запела какой‑то псалом.

Вид что у меня, что у Томаса, был, конечно, еще тот: одежда в лохмотья, в грязи, а что там у меня с лицом и прической — и представить страшно. У Томаса волосы как всегда аккуратно и модно торчали в разные стороны, а мои длинные, по ощущению, должны быть как воронье гнездо.

Но все же. Все же. Не псалмы же при виде нас петь?

Но не успела я задать этот вопрос миссис Трюфельс, она схватила мусор и заскочила обратно в подъезд.

Я повернулась к Томасу:

— Я ужасно выгляжу?

Томас открыл мне дверь, пожал плечами:

— Не до такой степени.

Мило. Мило.

Лифт долго не приходил (может, Трюфельс его застопорила?) и мы поплелись пешком. Сколько же лестниц мы одолели за эти три дня? Меня уже в альпинисты, наверное, записать можно.

Но когда мы поднялись до пятого этажа, мы забыли о Трюфельс: между перилами, с шестого этажа свешивались, теснясь, огромные глянцевые зеленые пальмовые листья.

— Хм, — сказал Томас и не пошел к себе, а поднялся вместе со мной на шестой.

На площадке моего этажа нас и ждала пальма. Настоящая, гигантская пальма — ствол ее выгнулся дугой под потолок, а широкие сочно — зеленые блестящие листья лежали на перилах. Из‑под листьев краснели апельсины величиной с футбольный мяч, желтели метровые бананы, золотились ананасы размером с ведро. Два огромных красных цветка — метелки ввалились в кабину лифта, заклинив дверь.

И все это гигантское растение росло из крошечного глиняного горшка, стоявшего в ряду других горшков миссис Трюфельс. В тех жили себе спокойно обычные растения обычной величины.

— Может, они не настоящие? — пробормотала я, протягивая руку к фруктам.

Но на ощупь они были совсем настоящие. И потом, по площадке разливался такой коктейль ароматов!

— Похожи на настоящие, — сказал Томас.

— И почему их никто не сорвал, — сказала я и, обхватив ананас, потащила его к себе.

— Давай я, — сказал Томас и сорвал его: — Тяжелый.

А на месте ананаса тут же появился бутон, стал расти и через несколько секунд перед нами уже раскрывался красный многоярусный цветок.

— Потрясающе, — сказал Томас. — Мы идем? Мне тяжело.

Я кивнула и зашарилась по карманам в поисках ключей.

Томас занес ананас ко мне в кухню, и едва я размечталась о том, что можно будет выходить себе в подъезд и рвать каждый день фрукты, как он заявил:

— К ночи постараемся ее убрать. Лишь бы газетчики не налетели.

— Куда еще убрать?! — возмутилась я. — Зачем?

— Это ведь наших клиентов дело, — сказал Томас, устало прислоняясь к кафельной стене.

— Почему это?!

— Если ты не забыла, это у тебя из кухни ведро амброзии пропало. А пальма выросла в трех шагах от этой самой кухни.

— Ты хочешь сказать, кто‑то пальму амброзией полил?

Томас только кивнул, потом сказал:

— Ну, отдыхай, — и ушел.

На то, чтобы привести себя в порядок, я потратила час. А потом свалилась как убитая и продрыхла до полудня.

Потом пошла в булочную, потому что есть в доме, кроме ананаса, было нечего. И по пути решила заглянуть к миссис Трюфельс, узнать, что это вчера на нее нашло.

Я стояла на площадке, придумывая причину визита (Не скажешь же: „Я пришла выяснить, не свихнулись ли вы?“), когда дверь ее квартиры открылась и оттуда вышел Томас.