Далия Трускиновская - Нереал

— Они... — прошептал Вася. — Вот нарвались... Оба, и плащеносец, имевший на голове повязку со светящимися точками, и кольчужный облом повернулись к нам. Они явно еще не видели нас — но вот-вот могли учуять.

— Сагардан эмбиэль! — с таким боевым кличем из мрака явилась девица. Была она в золотых лосинах, сапожках и белой, распахнутой на груди рубашечке, то есть вполне женственно одета, однако в руке держала немалых размеров меч и управлялась с ним удивительно легко.

Мы с Васей невольно переглянулись. Вроде бы среди наших преследователей женщин не было. Или они, подобно фальшивому “газику”, на городских улицах являлись с измененными рылами, но тут, при колдовском обряде, вернули себе свой подлинный прекрасный образ?

За девицей нарисовался еще один силуэт — вроде завернутого в плащ с головой двухметрового дяди. То есть четвертый маг...

— Т-т-т-т-т! — вспомнил я. Четыре неприятности! Четыре тещи, или четыре судимости, или четыре пули в печенку! Вот это что было такое — четверо магов-убийц!

Тут убийцы запели.

Это была жуткая песня, в которой мы могли разобрать только слова “сагардан” и “кылдык”, и эти слова означали что-то страшное. Четверка над нашими головами призывала силы мрака и сгущала атмосферу безумия...

Вася полез рукой под мышку Но не выскользнул оттуда пистолет, одним своим весом подтверждая, что мы не беззащитны перед лицом черной магии. Васькина рука окаменела, как и кулаки Башарина, сжимающие лопату, как и мой полуоткрытый рот.

— Кам-про-ман-дос! — выкрикнул тот, что в повязке, поднося руки к лицу рупором. Факел и меч в девичьей руке решительно указали на нас троих, а из рупора вырвался длинный, рассыпающийся сноп радужного огня!..

Я! Напролом!

Я?

Я!

Ноги. Стою. Крепко. Хорошо стою.

Глаза. Вижу. Рожа. Я узнал эту рожу.

Рука. Правая. Тяжесть. Палец. Упруго. Подается...

Рожа. Сытая. Лысая. Старая. Ненавижу!

Этот гад, сука, козел вонючий, отнял у меня Машку

Колесникову!

Классная девка Машка — ноги во, бедра во, сиськи во... ох, что-то я не то вижу...

Получай, падла!

Tax!

— Это тебе за Колесникову! — объяснил я ему, но он, кажется, не понял.

Упал. Рожей в стол. Хорошо! Класс! Тресь. Дверь? Дверь. Кто там? Двое. Ну и рожи! Что с ними делать?

— Кто тебе его заказал?! — слышу. — Живо! Ну? Как — заказал?

Кто-то что-то мне заказал? Врать не стану — не помню. Значит, не знаю. И я честно ответил:

— Не знаю!

Эти двое выглядели так, как должны выглядеть мужчины. Большие, крепкие и опасные. И при оружии.

Кажется, я их чем-то удивил.

Заказал, заказал... Хорошее слово. Что бы оно значило? Надо вспомнить.

— Во, блин! — сказал тот, что чуть пониже. Тут я вспомнил еще кое-что. Если делаешь выстрел в человека, то лучше поскорее убраться. Они загораживали мне дорогу. Но встали так, что между ними можно проскочить.

Я уже проскакивал так однажды. Просто нужно сделать большой прыжок и пролететь. Тогда это были два полицейских, белый и негр. Большой толстый негр. Меня загнали в угол, но я не сдался. Я, выругавшись, кинулся между ними, отмашкой сбил с ног третьего полицейского, а за углом уже ждал серебристый “форд” с распахнутой дверцей.

— Здесь, Брич! — услышал я.

Мы понеслись по улицам Чикаго, а за нами — две полицейские машины, и тысяча пуль ударила нам в капот, и по заднему стеклу моментально поползли трещины, но за рулем сидел Билл Бродяга, а Бродяга свое дело знает! Мы ушли, мы ушли, мы бросили машину и поднялись вверх по такому откосу, какой и ящерице бы не одолеть, мы тащили друг друга, мы проклинали друг друга, мы молились друг на друга, потому что в одиночку мы бы там сдохли!

— Иди сам, Брич, — сказал он. — Иди, сукин сын, иди, траханный зад!

Но если бы я его оставил — я был бы хуже всякого траханного зада.

Я помнил, как нужно собраться и стальным ядром пролететь сквозь ошарашенных полицейских. Я сделал это!

Может быть, кому-то покажется смешно, однако я сам себя называю “Напролом”. Это хорошее имя. Я иду по жизни напролом. Главное — чтобы никто лишний не попался на дороге.

Напролом? Нет, еще как-то иначе...

Потом я сбежал по лестнице и оказался на улице. Замешался в толпу. Главное — не суетиться. Убегающего — заметят.

Я свое дело сделал.

Заказал... Стоп! Вспомнил!

Я сам себе его заказал.

Вот так.

И теперь я иду по улице, иду и смотрю на женщин. А они смотрят на меня.

Я знаю, что на этой улице я — самый видный мужик. Начать с того, что я одет по-мужски. На мне черная расстегнутая рубаха. Настоящий крепкий мужик может себе позволить ходить с открытой грудью. Я не ковырялся со штангой, но грудь у меня мощная, в меру поросшая светлым волосом. Женщинам приятно смотреть на нее. Я это чувствую.

На мне довольно узкие брюки. Мужчина с тощими бедрами — печальное зрелище. У меня крепкие бедра и круглый зад, и то и другое — каменной твердости. Женщинам — нравится.

Еще на мне короткие ковбойские сапоги. С заклепками и цепочками. Сандалеты и всякие туфельки с дырочками — не мужская обувь. Хотя сентябрь довольно теплый, и в сандалетах было бы полегче...

Я и шагаю по-мужски. Не то что эти канцелярские крысы, которые семенят, зажав под мышкой тощие папочки с гнусными бумажками. Они не умеют мощно, властно, широко шагать. Им этого не полагается.

Вот именно так я шел, когда увидел впереди женщину. Она шла красиво, у нее была такая линия бедер, что глаз не оторвать. В женщине очень важна именно эта круглая линия. Без бугров, без провалов, этакая идеальная дуга от талии до того уровня, где кончается зад. Светлые волосы лежали аккуратной шапочкой. Я помнил эти волосы! И тело это я помнил! Оно не было моим — хотя, нет, было — во снах. Такие женщины — как награда за битву с драконами!

Ксения!

Я догнал, я обогнал, я встал перед ней и с видом радостного болвана сказал:

— Люсенька!

Как же иначе я мог с ней познакомиться? Только взять ее на понт. Это безупречный способ — сделать вид, будто встретились давние дорожные попутчики. Совершенно беспроигрышный способ. Я так уже двадцать или тридцать женщин на улице останавливал.

— Люся! Я уже второй квартал за тобой иду!

— Вы ошиблись! — гордо сказала она.

Еще только не хватало, чтобы Ксения каждому встречному вешалась на шею. Она и не могла ответить иначе. Она правильно, грамотно поддержала игру.

Ксения — королева! Но тем лучше. Она еще будет со мной... будет моей... посмотрим, что тогда останется от королевского высокомерия...

— Ну вот, ошибся! — когда надо, я могу лучше всякого артиста сыграть. — Вы ведь прошлым летом в Москву ездили?

— Вы меня с кем-то путаете, — уже чуть мягче сказала она. И вдруг я понял — это, кажется, не Ксения. Ксения — выше, да, выше сантиметра на три. Проклятые каблуки всегда сбивают с толку! Ксения — природная блондинка, а у этой — корни волос темноватые, хотя цвет... Да, цвет — тот самый. У Ксении на лице — природная неукротимая гордость, а эта, эта...