Моррис Уильям - Лес за пределами мира

Он смолк, и оставался неподвижным некоторое время, а затем проговорил, задыхаясь:

— Я сказал тебе слишком много, и… Если бы только моя госпожа услышала меня… Теперь я должен идти.

Затем он достал из своей котомки еще два хлеба, протянул их Уолтеру, повернулся и ушел; иногда он шел прямо, так, как Уолтер видел его на набережной Лэнгдона; иногда подпрыгивал и словно бы катился, как мячик, которым играет мальчишка; иногда становился на четвереньки, подобно дикому зверю; и звуки, издаваемые им, напоминали то рев, то плач.

Он уже скрылся из виду, но Уолтер еще некоторое время продолжал сидеть, пораженный ужасом и отвращением, не в силах пошевельнуться. Затем, несколько придя в себя, он осмотрел свое оружие и убрал в котомку хлеб.

Затем он поднялся и продолжил свой путь, теряясь в догадках, кто следующим встретится ему на дороге. Иногда ему казалось, что такая встреча была бы хуже смерти, если все обитатели этой земли такие же, как этот карлик; и если это так, то ему предоставлялся выбор: либо убивать, либо самому быть убитым.

Но, стоило ему двинуться дальше по приветливой, прекрасной земле, ярко освещенной солнечными лучами, отдохнувшим, утолившим чувство голода, страх покинул его, и он шел в приподнятом настроении, и ничего плохого не приключилось с ним до наступления ночи, когда он расположился под огромным развесистым дубом, положил рядом с собой обнаженный меч и спокойно уснул, а когда проснулся, солнце стояло уже высоко.

Он поднялся и продолжил свой путь, и земля казалась ему еще прекраснее, чем вчера, если это только было возможно; цветов встречалось все больше и больше, а дубы и каштаны становились все выше и кряжистей. Множество оленей попадалось ему, и он с легкостью мог бы добыть одного; но он не трогал их, потому что у него был хлеб, и еще потому, что он не хотел разводить огонь. Может быть, думал он, такой его поступок будет плохой платой за оказанное ему гостеприимство; ведь даже страшный карлик был учтив по отношению к нему, не причинил никакого вреда, но даже оказал помощь. Однако встречи со слугами или рабами, о которых говорил ему карлик, он все-таки немного опасался.

После этого он шел еще некоторое время, и когда солнце поднялось к зениту, он приметил неподалеку впереди серый камень, посреди лужайки, окруженной могучими дубами; он свернул и направился к нему, ибо в этой прекрасной земле ему до сих пор не попадалось подобных камней, и, подойдя, он увидел фонтанчик, бьющий из-под каменной глыбы, и бежавший дальше небольшим ручейком. А когда он подошел ближе к камню, фонтанчику и ручейку, то — о, чудо! — увидел дитя Адама, сидящее рядом с фонтанчиком в тени. Приблизившись еще немного, он разглядел, что это женщина, одетая в платье, цветом своим напоминавшее окружающую ее пышную зелень. Она играла с водяными струями, погружая в них свои белоснежные руки, закатав рукава до плеч. Ее сапожки черной кожи лежали на траве рядом, ее ноги по щиколотку были погружены в ручей.

Наверное, среди брызг и шума воды она не слышала его приближения, так что он подошел достаточно близко, прежде чем она подняла лицо свое, и, едва взглянув на него, он подумал, что никогда прежде ему не приходилось встречать подобной красоты. Увидев его, она покраснела, распрямила платье, скрывая ноги, и распустила рукава, но ничто в ее движениях не выдавало волнения или страха. Что же касается Уолтера, то он застыл неподвижно, пытаясь сказать хоть что-то; но сердце его рвалось из груди, и он не мог произнести ни единого слова.

Девушка заговорила первая, чистым мелодичным голосом, в котором по-прежнему не было ни тени беспокойства:

— Ты, верно, чужестранец? Я никогда не видела тебя прежде.

— Да, — отвечал он, — я чужестранец; я напугал тебя?

Она улыбнулась.

— Вовсе нет, когда я увидела тебя, то подумала, что ты сын короля. Я не ожидала увидеть никого другого; из добрых людей только он один был здесь, в нашей стране, много времени тому назад; но пришел ты.

Он спросил:

— Разве вы ожидали моего прихода?

— О нет, — отвечала она, — откуда мне было знать, что ты придешь?

— Я говорю не о тебе, — сказал Уолтер, — а о другом человеке, который нашел меня; он знал о моем приходе и принес мне хлеб, чтобы я мог утолить голод.

Она с тревогой взглянула на него, лицо ее слегка побледнело, и она спросила:

— Кто был тот человек?

Уолтер не знал, кем приходится ей карлик, товарищ, слуга или кто еще, и счел неразумным выказывать свое к нему отвращение; а потому ответил просто:

— Маленький человек в желтом одеянии.

Но стоило ей услышать его ответ, как она совершенно побледнела, склонила голову назад и несколько раз взмахнула руками перед собой; затем произнесла слабым голосом:

— Прошу тебя, пока ты рядом со мной, не говори о нем, и даже не думай о нем, если это в твоих силах.

Он молчал, прошло немного времени, прежде чем она снова пришла в себя, открыла глаза, взглянула на Уолтера и смущенно улыбнулась ему, как будто просила прощения за то, что невольно напугала его. Затем она сделала шаг и оказалась прямо перед ним, их разделял только ручей.

Но он, по-прежнему с тревогой глядя на нее, спросил:

— Я сказал что-то ужасное? Прости, я не хотел.

Она снова ласково взглянула на него и сказала:

— О нет, ты не можешь причинить мне зла, не можешь!

Она снова покраснела, он тоже; но когда она снова побледнела и положила руку на грудь, Уолтер воскликнул:

— О горе мне! Я снова причинил тебе боль! Скажи мне, что не так?

— Нет-нет, ничего, — сказала она, — какое-то смутное беспокойство терзает меня, сама не знаю почему; но может быть, пройдет немного времени, и я это пойму. Прошу тебя, оставь меня ненадолго; когда ты вернешься, я по-прежнему буду здесь, и не важно, удастся ли мне отыскать причину беспокойства, или нет, я постараюсь все тебе рассказать.

Она говорил совершенно искренне, и он спросил:

— Сколько времени тебе нужно побыть одной?

Она слегка нахмурилась, потом отвечала:

— Не очень долго.

Он улыбнулся ей, повернулся и отправился к большим дубам, так, однако, чтобы она оставалась в поле его зрения. Здесь он сел и стал ждать, и ему казалось, что время замедлило свой ход; однако, он был хорошо воспитан, а кроме того, умел себя сдерживать; он сказал себе: жди, пока она не позовет тебя. Он сидел, а время, казалось ему, еще более замедлилось, а она все не подавала знака: он все сидел и сидел, пока ожидание не превратилось для него в мучение; он поднялся с бьющимся сердцем, и быстрыми шагами отправился назад, к девушке, которая все еще в задумчивости стояла возле камня, опустив взгляд. Она взглянула на него, когда он приблизился, ее лицо изменилось, и она произнесла: