Дмитрий Вернидуб - Морская пена

Все-таки магическая наука давалась Репейнику с трудом. Он и заклинания частенько путал, и усмариловые составы, и копаться в книгах не любил. Поэтому Пина, постоянно объясняющая и подсказывающая, была для него кем-то вроде наставника. Пит решил, что в «лысом» заклинании есть большой прок. «Так можно охотиться, например, на уток или куропаток, — решил невысоклик, недавно ставший поборником натурального питания. — И тушка не портится».

То, что они с Пиной, наконец, покинули Эль-Бурегас, несмотря на тревожную неопределенность ближайшего будущего, вызывало у Пита чувство облегчения. Груз адмиральских обязанностей, государственные заботы, регулярное и не самое приятное общение с островными представителями в парламенте — все это угнетало независимую душу юноши. Лучше соленого ветра в парусах, для Репейника теперь не было ничего. Он заболел свободой и морем. И не хотел лечиться.

Другое дело Пина. Стремиться под парусами за горизонт ей было откровенно скучно. Время от времени она вспоминала о своем отце и сестре, и чтобы не грустить, устраивала представления для команды флагмана.

В запасе у юной феи было множество разных забавных заклинаний, не имевших строгого практического применения, но зато весьма эффектных. Пока клипер летел на север, Пина замораживала акул, раскрашивала облака, устраивала дожди из крекеров и так далее. Один раз она даже сделала прозрачным дно «Чертополоха», чтобы свободные от вахты «морские псы» наблюдали за жизнью морских обитателей. Правда, на этот раз, Пит быстро прекратил «балаган», сказав, что у них не прогулочный шлюп.

Альбатросы еще несколько раз появлялись в небе над эскадрой, но всех ожидала одинаковая судьба. Кроме этого, да еще кроме несильного шторма, немного потрепавшего оснастку, корабли на всем пути не встретили никаких помех.

И вот однажды, в плотной шапке серых облаков, на горизонте показалась земля. Хойбы, никогда не видевшие другой суши, кроме своего архипелага, и до последнего момента не представлявшие, что земная твердь может быть крупнее их главного острова — Бурегаса, высыпали на палубу. Сказать, что они были поражены — не сказать ничего. Немое созерцание уходящей в бесконечность береговой линии с грозными высоченными горами, прячущими свои снежные головы среди туч, вызывало благаговение. Материк, некогда бывший домом и их народа, встречал блудных, привыкших к теплому солнцу детей, суровыми очертаниями и пронизывающим ветром.

Слева по курсу, в устье реки, виднелся остров Безымянный. На фоне материкового величия он смотрелся словно камешек, оброненный в лужу. Репейник на минуту представил себя на месте мага Кронлерона, впервые приставшего к Безымянному пятьсот лет назад. Интересно, а что видел и чувствовал тогда он?

— Лево руля! — скомандовал Питти. — Курс прямо на остров!

Предчувствие подсказывало ему — этому обломку суши еще есть что рассказать.

Первая атака оказалась самой страшной для защитников цитадели.

Сначала казалось, что, воя и исходя пеной, морки так и не двинутся на приступ, по крайней мере, еще несколько часов. Но как только со стороны Норного поселка показались отборные головорезы Зруюка, бегом тащившие невесть откуда взятые лестницы, основная орда ринулась на штурм.

Было около восьми утра, когда первые порции «круглого огня» с ревом пролетели над стенами крепости и упали во внутреннем дворе. Почти все постройки были каменные, но жар от огненных клубов был такой нестерпимый, что начинала тлеть одежда и деревянные части ближних строений.

Олли видел со стены, как доростки под командованием Тины и среднего Модла бросились с ведрами на помощь ополченцам. Тина металась внизу, творя замораживающие заклинания и разбрасывая кучи усмарилового песка.

Ему и самому хотелось ринуться на помощь добровольцам или, в конце концов, устроить небольшую песчаную бурю, но тут началось самое страшное. У восточной стены сами собой начали расти каменные лестницы, по которым устремились толпы врагов, давя друг друга и падая в крепостной ров.

Пока защитники поняли, что же произошло, первые рычащие образины уже полезли через зубья стены и вступили в схватку с пограничниками, оттеснив растерявшихся лучников-ополченцев, едва успевших выпустить по две-три стрелы.

Лихорадочно соображая, что же делать, Олли выпустил несколько молний по карабкающимся наверх моркам, но результат оказался малоэффективным. Виндибур не успевал уворачиваться от летящих стрел и копий, колдуя одновременно. Если б не Рыжий Эрл, дравшийся рядом с нечеловеческой энергией, то юного чародея смели со стены.

— Давай, давай, парень! — рычал старый ратник. — Покажи им, на что ты способен!

— Мне надо обратно, на башню! Мне нужен обзор! — в ответ крикнул невысоклик, срубая голову какому-то сизорожему морку.

Пограничники сообща навалились и освободили дорогу к винтовой лестнице. Поднимаясь на Медвежью, прыгая сразу через две ступеньки, Олли к своему ужасу понял, что не сможет применить главное — «железное» заклинание, на которое была вся надежда.

Когда он отбивал удары морков, его меч, встречаясь с оружием врага, не издавал характерного звона и не высекал искр. Звук был какой-то тупой. То же самое было у остальных, поэтому в шуме битвы не хватало характерного лязга. «Да у них же мечи и копья то ли костяные, то ли еще какие-то», — догадался он, и ноги сразу подкосились.

Но страх страхом, а когда смерть замахивается на тебя косой, душа, уходя в пятки, заставляет поворачиваться. А уж поворотливей невысоклика в такой момент существа не найти. Пырнув мечом морка, откуда-то уже взявшегося на лестнице, Олли выскочил на площадку. Сверху картина представлялась еще ужаснее.

По четырем широким ступенчатым сооружениям черные волны штурмующих лезли, как саранча на пшеничное поле. Пограничники и другие люди держались из последних сил.

На левом фланге, у Путевой башни, гномы Будинрева отчаянно рубились с ханскими угробанами — морками особой, рослой и прыткой породы. Здесь сеча принимала такой накал, что лопались жилы на руках у дерущихся. Разъяренные гномы с криком «Барух Казад!» прыгали на головы и спины врагов, проломивших ворота и попавших в захаб, падая и рубя одновременно. Нетеряемая алебарда Нури сверкала то тут, то там, кромсая врага.

Лихорадочно соображая, что же делать, Олли посмотрел вправо. Вдруг он увидел, как на последнем от него приступном сооружении, словно черный гриб, вырос смерч и начал выплясывать свой неистовый танец, сначала заглатывая, а потом с силой выплевывая гроздья вражеской пехоты, плюща ее о крепостные стены и зашвыривая далеко в воду.