Юлия Гутиева - Ликвидатор

Марья увидела расстроенную Фарион, вышедшею со слезами на глазах из кабинета шефа, но откровением стало другое: от опытного взгляда киллера, видевшего слишком много человеческих эмоций, не ускользнуло то, что творилось внутри Джули, частично отражаясь на лице и в движениях. То, что не смог разглядеть ликвидатор, то, что больно резануло Марью где-то в области сердца. Но профессионалы не должны поддаваться чувствам, если таковым вообще находится место в их холодных душах. Иванова быстро отключилась от происходящего, сосредоточившись на новом задании.

Моран задумался о своей работе в ином ключе, понимая, что не должен. К тому же, разговор с Иваном не давал покоя. Слишком долго создавалась защита, выстраивался эмоциональный барьер, и ликвидатор не мог позволить себе перечеркнуть всё это.

Он до сих пор видел её, стоящую у двери… И никогда ранее Берк не испытывал столь сильного желания обнять эту женщину, защитив от остального мира, как сейчас. И никогда ранее он так чётко не осознавал, что этого делать нельзя…

Джули робко нажала на кнопку звонка, не надеясь застать Иванова дома. Но спустя несколько секунд дверь открылась, взору брюнетки предстал измученный мужчина с потухшим взглядом.

— Привет. Марья дала адрес, могу я войти и поговорить с тобой.

Вампир уставился на девушку, не понимая происходящего. Он стоял перед ней, но был где-то далеко. Фарион поразили перемены, произошедшие в беззаботном ловеласе всего за несколько дней: слишком бледный и осунувшийся, в серых глазах тоска, чёткий след отчаяния на красивом лице. Потерянный мужчина, не знающий, как жить дальше; бессильный мужчина, который не в состоянии помочь любимой женщине; малодушный мужчина, упустивший свой шанс… тогда всё ещё можно было исправить.

Джули тихо спросила:

— Иван, всё в порядке?

Брат Марьи вздрогнул, возвращаясь из мест, известных только ему одному.

— Прости. Да, конечно, входи.

Молодой человек проводил девушку в комнату.

— Я пришла узнать о Сейме.

Иван дёрнулся, как от удара. Джули удивлённо посмотрела на вампира.

«Да что здесь творится? Сначала Марья ходит кругами, что на неё совсем не похоже, затем отправляет к своему братцу. Но и с ним, похоже, будут проблемы».

Блондин продолжал молчать, ставя девушку в весьма неоднозначное положение.

— Иван, ты меня знаешь, я не уйду, пока не получу того, что мне нужно.

Мужчина тяжело вздохнул, провёл рукой по волосам.

«Спасибо, Берк, теперь и я должен выкручиваться и лгать».

— Что ты хочешь знать?

Не раздумывая, Джули перешла в наступление:

— Что случилось с Сеймой?

— Что ты знаешь?

Брюнетка начинала злиться, ей хотелось крикнуть ему в лицо: «Да ни хрена я не знаю. Слепой котёнок в вашем подразделении. И ладно бы как в любой нормальной конторе, всё тайное через минут пять-семь становится явным посредством сплетен. Ведь большинство людей не умеют держать язык за зубами, а у кого-то вообще можно диагностировать словесное недержание и повышение значимости посредством выбалтывания самых горячих тайн в районе курилки. Но здесь все молчат, как партизаны. Невозможно работать». Но вместо этих мыслей выдала иной вариант:

— Начни сначала.

Иванов опустился на диван, обхватил голову руками, в каждом движении мужчины сквозили отчаяние и бессилие. Жалость охватила Джули, но отступать брюнетка не собиралась. Сначала информация, эмоции потом, иначе она будет до пенсии пытаться разобраться в делах, творящихся в подразделении Морана.

— Я не могу тебе сказать. Так прописано в моём контракте. Узнай правду у Берка, — или Иван неудачно выразился, или упоминание Берка вызвало такую реакцию, но вампир с удивлением обнаружил, как Фарион опускается рядом с ним на диван, обхватывает голову руками, из груди девушки вырывается слабый стон.

«Берк и правда — понятия несовместимые», — думала Джули, жалея уже не Иванова, а себя. И почему она думала, что узнаёт всё и сразу.

Почему-то в этот миг Фарион чётко осознала: Моран никогда не был откровенным с ней. Хотя в глубине души она всегда знала это, как знала и то, что с Ричардом всё обстояло иначе. Отец скрывал часть правды, защищая, а сын скрывает, защищаясь. А кто сказал, что будет легко. Но с чего-то надо начинать. К тому же, Иванов ни в чём не виноват.

— Расскажи, что можешь.

Собрав волю в кулак, Иван выдал на одном дыхании:

— Сейма в психиатрической лечебнице, могу дать адрес.

От такого поворота событий перехватило дыхание, нечто мерзкое коснулось сердца. Сил хватило на одно слово:

— Пиши.

Мужчина поднялся, подошёл к письменному столу, вырвал листок из блокнота, быстро набросал адрес, дрожащими руками протянул бумагу брюнетке.

Послышался звук открываемой двери, в комнате появилась Марья. Джули подняла усталый взгляд:

— Ты тоже ничего не можешь мне сказать.

Женщина с грустью произнесла:

— Нет, мне жаль. Тебе нужно поговорить с Мораном.

Уставясь в пустоту, девушка прошептала как будто самой себе:

— В последнее время я только этим и занимаюсь, — Джули вдруг вспомнила странную реакцию шефа на известие об Игоре Коневе, — но лучше не становится.

— Пойдём на кухню выпьем чаю.

Джули с трудом поднялась с дивана и устало поплелась за Марьей. Иван не сдвинулся с места.

В который раз он прокручивал утренний разговор с шефом, пытаясь уложить всё в систему, осознать и принять неизбежность. Разум понимал, но сердце отказывалось. Обрывки фраз болезненными осколками врезались в память.

Раздавленный, потерянный вампир пытался понять поступок своего начальника. Возможно, он даже не имел на это права, но был не в силах остановиться.

— Почему ты это сделал, Берк, почему?

Ликвидатор молчал, продолжая взвешивать все «за» и «против» предстоящего разговора. Как же тонка грань между тем, что и как можно сказать сотруднику, объясняя, и тем, что и как говорить, не оправдываясь. Иван расценил молчание шефа иначе. Желая достучаться до Морана, Иванов упомянул факты, которые причиняли боль всем.

— Берк… то, что ты сделал с Сеймой, было жестоко, — как трудно подбирать слова, когда нахлынувшие чувства мешают дышать, — безумно жестоко и дико, даже для тебя. Пусть бы ты сделал это с любым из нас, слышишь, с любым, но только не с ней.

На несколько секунд вампир прижал пальцы к вискам, Моран молчал.

— Ричард предупреждал нас… — Берк застыл, упоминание имени отца поразило, затронув что-то в душе, — ты намного сильнее его при так называемой трансляции образов будущего. А для нас это означает намного больнее.

Странно, но Ричард никогда не говорил сыну ничего подобного. Признание Ивана стало откровением.