Серж Неграш - Талисман

— Господин, — обратилась к Аргевалю Ника, — у меня есть право на одну просьбу? Князь Аггу и Араминта должны быть в числе приглашенных.

— Даже не стану спрашивать, зачем тебе их присутствие, — отмахнулся король. — Будь по-твоему.

Ника в последний раз коснулась руки Эльбера. Она и не предполагала, что это будет так тяжело — оторваться от него, отпустить, оставить в самый важный, решающий момент, который должен был определить и его дальнейшую судьбу… да, пожалуй, и ее тоже.

Искательница приключений в совершенстве освоила науку сражений и не отступала даже тогда, когда кто угодно другой на ее месте отказался бы от борьбы. Но в этой битве Нике, бойцу по природе, места не было.

Эльбер — Белый Воин — стоял на сцене Колизея и казался ей, сидящей на трибуне, таким далеким и маленьким. «Пожалуйста, Муонг, услышь меня! Не забудь, каким ты был в племени, где я впервые увидела тебя. Лучший охотник, не ведавший страха! Мы оба были немного другими тогда, и мы тоже не знали, что ожидает нас впереди — в точности как теперь. Мы согревали друг друга ночами, когда бесконечный дождь монотонно стучал по крыше из пальмовых листьев. Как ты учил меня загонять в сеть кабанов-бородавочников. И твои танцы возле костра, когда охота удачно завершалась, и долгие беседы с удивительным стариком Нгангой, который сказал, что тебе пора возвращаться домой…» Ника как будто стремительно проходила весь их совместный путь с самого начала, и, вспоминая каждый шаг, была уверена, что ни об одном из них не жалеет, неожиданно с удивлением осознав, что думает на языке племени Мбонго. На том самом языке, на котором Муонг когда-то объявил ее своей женой.

Эльбер заговорил, поначалу медленно и негромко, так что она напрягла слух, чтобы различить слова, но постепенно его голос становился увереннее и тверже. Голос гремел, достигая самых отдаленных уголков огромного амфитеатра. У Ники мурашки пошли по коже, и волосы на затылке поднялись дыбом. Ее душу захлестывал восторг и восхищение, и то же самое чувство она читала, как в раскрытой книге, на потрясенных лицах сидящих рядом с нею людей. Сейчас здесь не было ни короля, ни военачальника, только зрители, внимавшие произносимым Эльбером строкам драмы, как могли бы внимать божеству. Он подчинил их себе, приковал невидимой цепью, и…

Ника не уловила миг, когда Белый Воин изменился, и вместе с ним все вокруг. Границы, пределы амфитеатра раздвинулись, как по мановению волшебной палочки; сцену озарил свет. А затем Колизей исчез, сменившись совсем иным пейзажем — величественной панорамой древнего Элментейта. И уже не актер-англичанин возвышался в центре сцены, а король-жрец Элгон в ниспадавших до земли белых одеждах, расшитых золотом. Да и не сцена это была, а пространство возле алтаря, алтаря нового бога, имя которому — Свет.

Навстречу королю, что объявил себя Сыном Света, брела девушка ее красота воистину сияла ярче звезд.

— Маргиад! — не выдержав, воскликнула Ника, но ее никто не услышал: Аргеваль, Ишум, Туорг, Мельгар — все они вскочили со своих мест, в ужасе от представшего им чудесного и грозного зрелища.

Элгон протянул руки к королеве.

Она на пару секунд застыла, любуясь им, перед тем как приблизиться и вложить свою точеную кисть в его крупную сильную ладонь. Для того, чтобы уже никогда не расставаться — ни в этой жизни, ни во всех возможных следующих, где бы и когда бы они ни встретились снова.

— Глария, — сказал Элгон, привлекая ее к себе.

— Я так долго шла к тебе, — отозвалась она. — Так бесконечно долго, Эльбер!

А потом она отвернулась от него, и ее поразительные ясные глаза встретились с глазами Ники. В них горела такая благодарность и любовь, что воительница почувствовала, как к горлу подступают слезы. Камея на ее груди пульсировала как живая. «О, как жаль, что Таймацу этого не видит!» — и тут она ощутила его присутствие, доподлинно зная, что не ошиблась. Призрак тоже был здесь, рядом с нею, с ними, чтобы разделить торжество.

— Пойдем, — шепнул он ей, — твоя работа завершена, тебя ждут.

— Кто? — изумилась Ника, но не осмелилась возражать.

Следуя за Призраком, она очень скоро снова попала на улицы Рима. На эти несколько часов они преобразились, стали похожи на закоулки Элментейта, залитые лунным светом.

Кто-то действительно терпеливо дожидался ее, прислонившись плечом к стене. Подойдя ближе, Ника узнала Огдена.

— Мне там не место, — сказал вампир. — За сто пятьдесят лет мне впервые жаль, что я не в силах выносить дневной свет. Порождение мрака, — он с горечью усмехнулся. — Послушай, я отправляюсь в Россию, но для такого, как я, подобные перемещения опасны. Ты не согласилась бы меня сопровождать?

— Иди, — произнес Таймацу. — Это будет справедливо и правильно.

— Я согласна. Но не надейся, что я когда-нибудь соглашусь еще и на то, чтобы стать тебе подобной, Огден! Пойми это с самого начала!

— Как скажешь…

Но ей почему-то показалось, что просто так хитроумный вампир не отступится.

Боги взирали на смертных из своих невообразимых далей…

Сочувствовали ли им? Смеялись ли над ними? Зачем подвергали их испытаниям? И мог ли человек хоть когда-то сказать, что выдержал экзамен, и сделал именно то, что заслужило одобрение в глазах небожителей? Да и стоило ли вообще искать этого одобрения? У лучших из людей, для самых сильных и отважных, у кого хватало воли и смелости принять на себя столь непосильную ношу, не было нужды в чужой похвале… равно как и в хуле. Они сами себе закон и право.

Ника не думала об этом, когда пустилась в опасные странствия. Впрочем, уж к чему-чему, а к опасностям ей не привыкать. Впереди ее ждал бесконечный путь, что ровной лентой ложился под ноги горячего скакуна, обещая новые приключения, новые встречи и новых друзей. Это не значило, что воительница забудет прежних спутников, нет, они навечно останутся в ее памяти. Одни уходили от нее в мир мертвых, с другими разлучала сама жизнь. Вот так за очередным поворотом ее покинул Огден, не сумев сделать ее подобной себе и ревнуя к Эльберу, которого она, несмотря ни на что, полюбила.

Ника не тосковала ни по Огдену, ни по Эльберу, понимая, что, скорей всего, ни одного, ни второго никогда более не увидит. Первый принадлежал Тьме, а второй — Гларии. Ника не ревновала, но в самой глубине ее души мелькнула тень светлой печали: познает ли когда-нибудь она столь же яростное, всепоглощающее чувство, какое связывало Белого Воина и Гларию?

Совсем иное — загадочный Призрак, Осенняя Луна. Нику все еще мучила тоска по нему…

Девушка искренне радовалась за Аггу и Минту, те все-таки поженились. Аггу даже стал новым военачальником, а предыдущего, вместе с его гулящей супругой, отправили в ссылку. Они покинули столицу Италии, как и Мельгар. Тот возвратился в Каир несолоно хлебавши.