Вадим Арчер - Алтари Келады

Полууттак вылез на шум и увидел толпу соплеменников. Она смотрела на него десятками черных и блестящих глаз, в который читалась единая, общая враждебность, сливавшая толпу в одно целое. Укуммак, бывший ближе других, сверлил Боваррана взглядом, черная щетка его волос угрожающе торчала вперед, на самозванца. Имя Укуммака означало по-уттакски «речной краб» и до смешного соответствовало внешнему виду защитника справедливости, еще более короткого и широкого, чем другие уттаки, раскорячившегося, как речной краб, почуявший угрозу.

— Что вам нужно? — сердито спросил Боварран.

— Ты не вождь, — свирепо сказал Укуммак. — Уссухак — вождь.

— Вчера был пир, — Боварран напомнил, что пир означал признание его вождем. — Я — вождь.

— Ты нарушил заветы предков. Ты будешь съеден.

— Вы нарушили волю вождя вождей. — Боварран чувствовал себя уверенно. — Уходите, или узнаете его гнев.

Из тех, кто находился здесь, никто не испытывал на себе гнева белого диска. Когда абстрактный гнев вождя вождей вступил в противоречие с не менее абстрактными заветами предков, практические соображения оказали решающее влияние на выбор.

— Ты — один, — заявил Укуммак. — Нас — много. Все будет по-нашему. — Он повернулся к толпе и скомандовал: — Хватайте его!

— Стойте! — рявкнул Боварран и поднял вверх белый диск. — Дабба-нунф!!!

Полуутак поначалу сам испугался своего могущества. Он один остался стоять на ногах — поляну перед шалашом усеяли корчащиеся тела. Выли и дергались уттачки, исходили пеной бьющиеся в судорогах детеныши, хрипели воины, натыкаясь на собственное оружие. Самого Боваррана тоже била дрожь, его мышцы были сведены спазмами, но он чувствовал не боль, а извращенное наслаждение, упиваясь всесильностью. Человеческая половина его сущности заставляла его презирать этих дикарей, уттакская — жаждала власти над ними и их подчинения.

Наглядевшись на жуткое зрелище, он сказал:

— Хватит.

Действие заклинания прекратилось. Очумевшие уттаки с мутными глазами один за другим поднимались с земли.

— Теперь вы знаете гнев белого диска, — обратился к ним Боварран. — Теперь вы поняли, кто вождь.

Толпа жалобно застонала в ответ.

— Это он вызвал гнев белого диска. — Боварран кивнул на Укуммака. — Съешьте его!

Укуммак побежал вниз по поляне. Мужчины похватали оружие и погнались за виновником общего несчастья. Тот вброд переправился через Руну и полез вверх по склону противоположного ската, все дальше углубляясь в скалы Оккадского нагорья.

Погоня вернулась нескоро и с пустыми руками. Те, кто остался, построили Боваррану новый шалаш и натащили туда лучших шкур и утвари. Полууттак принимал как должное усердие и поклонение своих соплеменников. Он грозно обратился к охотникам, посмевшим упустить указанную им добычу.

— Где этот жабий сын? Вы дали ему убежать?!

— Его унес Вонючка, — ответили потрясенные охотники. — Гнев белого диска — ужасен!

Боварран использовал подвернувшуюся случайность.

— Так будет с каждым, кто не чтит меня, — провозгласил он. — Того унесет Вонючка.

Испуганный ропот пронесся среди уттаков, слышавших слова охотников и вождя. Закрепив впечатление, Боварран поинтересовался, как это произошло. Оказалось, что охотники не сразу выследили Укуммака в скалах. Они почти настигли его, когда прилетевший на шум ящер схватил беглеца, оказавшегося ближе всех, и утащил его наверх.

— Там были чужие. Двое, — один из охотников показал два пальца. — Не уттаки — люди.

— Люди? — насторожился Боварран. — Откуда здесь люди? Вы их ловили?

— Да. Они ушли наверх, в скалы. Мы не пошли за ними. Опасно.

— Отыщите их! — потребовал Боварран.

— Великий вождь! — взмолился один из охотников. — Прикажи Вонючке, и он съест их. Заветы предков не велят нам ходить в скалы!

Боваррану не хотелось показывать, как малы его возможности управления Вонючкой.

— Ладно, — разрешил он. — Не ходите.

Охотники разошлись, довольные милостью нового вождя. В конце дня Боварран выбрал помощника и оставил за старшего, сказав, что скоро вернется в племя. Утром, чуть свет, он вышел на Керн.

В этот день речной краб вцепился Витри в палец. Лоанец споласкивал котелок, чтобы затем набрать в него воды, и вдруг почувствовал, как что-то небольшое, твердое и агрессивное словно щипцами защемило мизинец его левой руки. Витри вскрикнул и выдернул руку из воды. Существо, похожее на серый камень, оторвалось от пальца, мелькнуло в воздухе и стукнулось о прибрежную гальку.

Лила подбежала на крик лоанца.

— Что случилось? — спросила она.

Витри указал ей на жесткое и круглое существо, встопорщившееся навстречу его руке. Пара тяжелых и толстых клешней угрожающе раскрылась, готовая повторить нападение. Лила улыбнулась.

— Какой сердитый. Это укуммак, — сказала она Витри. — Они водятся в северных реках. Говорят, нет ничего на свете вкуснее укуммака.

— Его можно есть? — не поверил Витри.

— Еще как можно, — заверила его магиня. — Это мы и сделаем. Давно мы не ели ничего вкусненького. Сажай его в котелок, в воду, и ставь на огонь. Пока вода закипает, наловим остальных.

Она показала Витри, как безопасно брать укуммака, и, вооружившись прутиком, выудила из Руны еще полтора десятка речных крабов, таких же круглых, жестких и агрессивных, как первый. Затем, пока Витри подкладывал ветки в костер, Лила уселась на камень повыше и, пощелкивая пальцами, стала убирать дым костра с помощью заклинания собственного изобретения.

— Нам нужна маскировка, — весело повторяла она. — И… раз! И… два!

Клубы дыма исчезали, не поднимаясь выше кустарника, за которым было укрыто кострище.

Витри не сразу решился взять в рот покрасневшего от варки краба, но, попробовав кусочек, забыл о своем предубеждении. Единственное, о чем он вспомнил и пожалел во время еды, было то, что здесь нет Шеммы, подлинного ценителя лакомых вещей, Шеммы, который уже никогда не попробует вареного укуммака.

После обеда Лила и Витри ссыпали крабьи панцири в щель между валунами, закидали галькой погасший костер.

— Хлеб кончился, — сказал Витри. — Остались одни дорожные лепешки.

Хлеб был съеден в первую очередь — он занимал много места и быстро почерствел. Мешки обоих путников полегчали за неделю пути. Лила и Витри подняли их на спины и пошли дальше.

Вскоре склоны оврага расступились, впереди показался просвет. Вдруг оттуда раздался шум, крики, плеск воды и треск сучьев. Лила и Витри едва успели броситься на землю за камнями, как из кустов выбежала толпа уттаков и остановилась неподалеку, осматривая скалы и речной берег. Они возбужденно переговаривались по-уттакски, затем разом повернулись туда, где склон был не так крут, как в других местах, и устремились вверх по скалам. Лила и Витри лежали между камнями, опасаясь покидать укрытие.