Джал Халгаев - Оскольки

— У тебя был пес?

— Конечно нет, дура! Это я так, к слову.

— А может, это был ты? — уверенности как-то поубавилось. — Может, ты ее убил, откуда я могу знать? Ты вполне мог это сделать…

— Нет! Это тому доказательство, — он показал мне правую руку.

— Я не понимаю.

— Когда это произошло? Десять, одиннадцать лет назад? Так вот обращаться я начал только месяц назад, тупая ты деваха! Когда Волки благополучно разрушали твой любимый городок, я торчал в лесу и пытался выжить, когда одна из этих… тварей, назвавшаяся моей матерью, едва не размозжила мне череп и вскрыла грудину!

— Но сейчас ты Волк, почему ты не мог обращаться раньше?

Он стиснул зубы. Фыркнул, отвернулся, и я вдруг почувствовала себя полной дурой.

— Неужели после всего тобой пройденного, ты относишься к монстрам как к монстрам? Неужели не думаешь, что все они различны, что могут иметь свою жизнь, лучшую, чем раньше? Некоторые из них спасают людей, другие помогают беднякам. Неужели я, даже если мои родители были Волками, в твоих глазах не… другой? Это предрассудки, девчонка, вы все ими страдаете.

Я вздохнула.

— Ты не ответил на вопрос. Почему?

Столько времени… Столько прошло с его смерти, и я ни разу не сомневалась в содеянном. А теперь вот он — сидит прямо передо мной, даже не пытаясь следить за моей рукой, которая уже дотянулась до пояса, в котором был спрятан еще один серебряный клинок, — и я не могу этого сделать. В его словах была правда, такое отрицать бесполезно. М-да, что я за человек…

Может быть, он поможет мне разобраться и с тем, чей гнев я по глупости на себя навлекла. Да, никогда нельзя упускать своей выгоды. За минувший год я поняла, что своя шкура важнее всего остального.

— Мстить надо только тем, кто виновен. Могу только тебя обрадовать: из всех тех, кто присутствовал в нападении Волков в Суцито жива была только одна, но сегодня она скончалась от клинка своего заботливого братца. Все твои враги мертвы. Я тебе не враг.

— Что-то не верится, что ты так легко простишь меня за свою смерть.

— Я и не простил. Просто глупо дуться и тратить на это столько времени. Тем более я тут на днях подумал, что ближайшие года четыре мне заняться совсем нечем.

Я чуть не поперхнулась от удивления.

— То есть ты предлагаешь мне… вернуться?

— А ты согласна? Учти: предложение одноразовое и обжалованию не подлежит!

Нихрена себе, как все обернулось! Ты серьезно Йен или тебя подменили, когда ты возвращался из царства мертвых? Признаться, я хотела еще немного подумать и поломаться, но если я и дальше хочу работать проводником, то нормально обучиться мне не помешает. Опять же, некий «он» наступает мне на пятки.

— Но сначала я хочу знать, что тебе можно верить.

Он скорчил гримасу, подняв левую бровь.

— Серьезно? И это ты мне не доверяешь? Не наоборот? Между прочим, у меня после твоего заботливого выстрела в глаз все еще болит башка!

— Ну, извини, мне казалось, ты сам предложил!

— Ладно, валяй. Чего тебе?

— Почему ты не мог обращаться раньше? Что за кошмары тебя мучали?

— Во-от как. Может, оставим это на завтра? Пожалей бедного проводника, у него сегодня итак стресс. Все-таки родная сестренка померла!

— Сегодня. И сейчас, Йен, иначе не пойду.

Он задумчиво поглядел на меня. Понял, что я не шучу, и тяжко вздохнул, меняясь в лице. Видимо, рассказ пойдет вовсе не о доброте и чуткости народа.

— Ладно, уговорила, противная, — Йен великодушно кивнул. — С ужасом осознаю, что у меня все-таки доброе сердце!.. Знаешь ли, Волки — отвратные существа. Некоторые из них даже хуже любого вурдалака, а все сказки, где красавица любит чудовище — ложь, выдумка полоумных сказочников, обколовшихся Эрином.

— Допустим. Дальше что?

— Ну, Волков сейчас вообще не существует, а когда мне еще было пять, их едва бы набралось на один проклятый городок, и каждым ребенком, рожденным в такой «хорошей» семейке, невероятно дорожили и стремились как можно раньше пробудить в нем зверя. Со мной тоже приключилась такая фигня.

— Дай угадаю: ты обратился, убил кого-то и поклялся больше никогда не становиться зверем? — усмехнулась я.

— Не-а. Я хотел стать таким, как они. По своей детской дурости считал, что быть Волком вроде как почетно, и больше жизни желал оправдать надежды отца, не матери. И вот, представь себе: настает тот самый знаменательный день, который я так ждал, когда собирается вся долбаная родня, и все глядят на тебя, пожирая глазами. Они ждали, когда мое тело станет другим. Они жаждали этого больше всего на свете, а тут вдруг раз — и я есть я.

— У тебя не получилось?

— Представь себе. Битый час я пытался обратиться, но ничего не получилось. Мне казалось, что родители меня убьют. Меня отправили домой, а отец и мать еще долго не разговаривали друг с другом, сваливая вину друг на друга. Знаешь ли, отношения между ними итак были не очень, а тут они рассорились вдрызг. Все случилось на тринадцатую ночь — какая же задница! — и во сне я вдруг почувствовал, как меняюсь. Но никакого Волка не появилось.

— Что это значит?

Похоже, мой удел в наших задушевных беседах — лишь задавать вопросы.

— Это было уродство. Ни волк, ни человек — нечто среднее и настолько омерзительное, что при виде меня родители добились проведения ритуала, с помощью которого усмиряли неконтролируемых членов стаи. В полночь они вживили мне серебряное ребро.

— Чего?

— Не тупи, девчонка! Серебряное ребро. Разве ты не заметила, когда штопала меня у того озера?

— Я думала, что это просто кровь блестит.

— Угу, кровь, как же. Не буду распыляться и говорить, как это было больно и мерзко, но факт есть факт: они от меня отказались, и оставаться среди них я больше не мог. Я ушел в проводники, а перед тем, как удалиться, убил отца. Так-то.

— Просто душещипательная история твоей жизни, Йен. Теперь-то что изменилось?

— Ну, для начала я вырос, — проводник усмехнулся. — А недавно избавился от этой металлической штуки, которая мешала мне обращаться.

— Ага, и теперь ты полноценный Волк. Поздновато что-то. С рукой то чего?

— Не обращай внимания, это временно.

— Знаешь, сложно не обращать внимания, когда рядом с тобой сидит чертов волколак!

— Да не оборотень я, не оборотень, а Волк!

Я фыркнула. Для меня между ними не было никакой разницы.

— Йен.

— Чего?

— Я еще хотела спросить, почему меня не убили? Почему маму убили, а меня нет? Ведь один из них… из вас спас мне жизнь. Правда потом сожрал маму, ну да ладно.

— А это я без понятия. Я в башку к своим «собратьям» никогда не лез, предпочитая их убивать, а потом спрашивать, какого хрена они натворили дел.

Он снова принюхался и недовольно фыркнул, как будто в комнате стояла болотная вонь, хотя я ничего не замечала. Может, это от меня? Да вроде нет…