Марина Ли - Школа Добра

Ох, иногда понимаешь, что лучше не слышать на подсознательном уровне мыслей друг друга.

– Признайся! – Сонька перешла на почти неслышный шепот. – Ты же и сама хочешь хотя бы раз в жизни использовать заклятие Мойдодыра.

Ох, как же она была права… Вельзевул Аззариэлевич после прошлогоднего удавшегося эксперимента с вызовом Мальчиша-Кибальчиша категорически запретил не утвержденные Ковеном к обязательному изучению заклятия практиковать за пределами тренировочного зала. Что же касается заклятия Мойдодыра, то все преподаватели дружно делали ужасные глаза и единогласно твердили:

– Нет! Никогда! Никакого разрешения!

А без разрешения, подписанного двумя учителями и заверенного у Ирэны в АДу, буквоед Евпсихий Гадович и на пушечный выстрел не подпустит к залу.

Заклинание было простейшее. И, на первый взгляд, совершенно безвредное. Мойдодыр, по слухам, вообще добрейший дух. Если ты, конечно, чист душой, сердцем и помыслами. Если же мысли твои черны – то... тут все учебники либо деликатно умалчивали о том, что будет в этом случае, либо мрачно намекали на нечто малоприятное. И от этого использовать данное заклинание хотя бы один раз в жизни, чтобы только посмотреть что получится, хотелось просто нестерпимо.

Мы с Сонькой одновременно посмотрели на все еще рыдающую Иру, и под нашими взглядами девчушка немедленно перестала плакать и испуганно спросила:

– Что?

Я поманила ее пальцем, а когда она придвинулась к нам вплотную, произнесла:

– Есть один вариант... Резонанс будет – ух! Но имей в виду: если хоть одна живая душа узнает о том, что это мы тебе помогли... – я многозначительно замолчала, а Сонька оскалилась в угрожающей улыбке. Стоит отдать ей должное – улыбаться она умела так, что даже я иногда пугалась.

Ира сглотнула и закивала на все согласным болванчиком.

– Это не шутки, – уточнила я. – Твой отец входит в круг приближенных к Темной короне, так что сама понимаешь. Либо ты держишь язык за зубами, либо...

В этом моменте моей речи Сонья мрачно сощурилась и чиркнула кончиками пальцев по своему горлу.

– Я... я поняла... А может, вы просто мне бежать поможете, а?.. – во взгляде Иры промелькнула какая-то основательно напрягшая меня тоска, и я уже совсем было решила отказаться от задуманного, но Сонья посмотрела на меня решительно несчастными глазами, и я сдалась.

На подготовку ушло часа полтора, из которых мы минут пятнадцать спускались с башни на бренную землю и минут тридцать искали медный таз, без которого в непростом деле вызова духа Мойдодыра никак нельзя было обойтись. Как раз таз и вызвал мое волнение, потому что полной уверенности в том, что он именно медный не было ни в одной из нас.

– В конце концов, – я покрутила посудину в руках, – если ничего не получится, ты всегда сможешь просто удрать с нами, а уж в Школе Вельзевул Аззариэлевич придумает, как тебе помочь.

После моих слов на щеках Иры расцвели два лихорадочных пятна, и у меня под ложечкой возникло какое-то непонятное чувство, словно что-то чесалось внутри и настоятельно требовало немедленно бросить все и первым же дилижансом рвануть в Школу Добра.

С другой стороны, к вызову духа Мойдодыра уже все было готово, оставалось только дождаться, пока соберутся все участники аукциона... и я не смогла противостоять своей жажде знаний, а поэтому махнула рукой на непонятные предчувствия.

Вооружившись учебником, условно медным тазом и массой энергии, мы спрятались во внутреннем дворе так, чтобы все время держать в поле зрения главные ворота.

– Можно я слово скажу? – прошептала Сонька, пока я возилась с привязыванием нитей к тазику. – Ну, пожалуйста! Что тебе стоит? Ты же и так все остальное сделала почти без моей помощи.

Я тяжело вздохнула. По технике безопасности, конечно, надо было все от начала и до конца делать самой, но я посчитала, что на такую мелочь вне тренировочного зала можно закрыть глаза, и кивнула.

А потом начали появляться гости.

Первым прибыл приличного вида седой мужичонка, в котором я с ужасом опознала главного эфора столичного эфората. В начале моих каникул он с семьей гостил в нашем поместье в пограничье. Надо же, а я была уверена, что он приличный человек. Сонька обозвала его нехорошим словом и проводила кровожадным взглядом.

Следующими двумя участниками аукциона оказались женщины. И я слегка напряглась. Впрочем, кто сказал, что среди дам не бывает извращенок?

– Еще один должен быть, – сообщила Ира и шмыгнула носом.

Последний прибыл, когда двор уже был полностью залит лунным светом, а я реально клевала носом. Высокий и длинноногий, он появился в воротах, коснувшись краем своей тени кончиков моих туфель. Я всмотрелась внимательно в казавшуюся знакомой фигуру и открыла рот, чтобы остановить все немедленно, но Сонька изо всех сил влупила приготовленным заранее молотком по днищу тазика и возопила:

– Карабарас!!!

Замок содрогнулся, а прямо в центр мощеного круглым камнем двора ударила красивая молния, на секунду залив окрестности пугающим молочным светом. И этой секунды мне хватило, чтобы рассмотреть последнего участника аукциона и осознать: нас с Сонькой, кажется, провели, как детей. Потому что в воротах замка графа Д. удивленным столбом стоял Павлик Эро, непонимающе моргал и хмурился. И кажется, нас не видел.

– Ох, йо... – простонала Сонья и с разгона упала на землю, попытавшись слиться с ландшафтом. Видимо, она тоже сложила два и два и поняла, что кто-кто, а второй Страж пограничья никак не может быть извращенцем, выкупающим у спятивших отцов малолетних дочерей.

Я не стала долго думать и последовала примеру подруги, споро забившись в тень и притворившись невидимкой. Тем более, что во двор высыпали другие проходящие практику в замке предметники и, собственно, наш наниматель.

– Что здесь происходит? – взревел он грозно и расправил широкие плечи. – Ирчонок, если это твоих рук дело...

Я с ненавистью посмотрела на бледного Ирчонка, а она только мстительно сощурилась, глядя на своего родителя, и отправила его шепотом в неоригинальное путешествие по всем известному адресу. И ее слова послужили сигналом к началу действий вызванному нами духу.

В центре двора, в том месте, куда попала молния, сначала закрутился маленький смерч, а потом появился хмурый человечек. Взглядом, полным страдания, он окинул всех присутствующих, и я поняла, что темнота для него не является помехой, потому что он устало вздохнул, заложил руки за спину, неспешно пересек двор, подошел к графу Д., посмотрел на него снизу вверх, запрокинув голову назад, погрозил пальчиком и в абсолютной тишине, повисшей над замковым двором, произнес чудовищным басом:

– Ах ты, гадкий! Ах ты, грязный! Неумытый поросенок!