Лесса Каури - Золушки из трактира на площади

Она почувствовала себя польщенной, хотя, встреть такого на улице, обошла бы стороной, не задумываясь, — уж очень он походил на разбойника с большой дороги!

После закрытия трактира Бруни выложила на стол бумагу, чернильницу и перья и, посадив Веся рядом, устроила допрос с пристрастием на тему: «Что оборотни предпочитают в человеческой кухне и почему?» и попросила его вспомнить рецепты семейных блюд.

Мальчишка, уставший за день, ворчал, ругался, отчаянно зевал и пытался уложить голову прямо на записи, но Матушка была непреклонна и отпустила его только тогда, когда он стал путаться в показаниях и повторять уже сказанное по третьему разу. Затем она выписала на отдельный лист названия указанных Весем продуктов и приправ и тоже пошла спать с чувством глубокого удовлетворения, надеясь, что усталость после насыщенного событиями дня прогонит печальные мысли. Так и случилось.

Со времени отъезда Кая истек месяц. Шкатулка молчала, и Бруни подозревала, что она больше не пришлет весточку от любимого.

Тайна Григо Турмалина не желала быть раскрытой: Матушку все время что-то останавливало от разговора с Ваниллой — похоже, единственной, кто был в курсе происходящего. Слухи, возникшие после обрушения крыши дома на границе кварталов, постепенно сошли на нет.

У Старшей Королевской Булочницы и ее супруга вошло в привычку ежедневно ужинать в трактире, однако оставаться на ночлег не получалось, поскольку охота оборотней прекратилась и Весь снова спал в своей кровати. Матушка понятия не имела, как чувствует себя Торхаш вечерами будних дней, — он почти не появлялся, — но мальчишка приходил домой измотанным донельзя. Учителя гоняли кадетов и в хвост и в гриву, а объем домашних заданий каждый раз приводил в ужас. Она отправляла парнишку готовить уроки и спать, однако тот сначала помогал ей на кухне, в зале и по дому, одновременно заучивая что-нибудь наизусть, и только потом поднимался наверх выполнять письменные задания. Похоже, он чувствовал себя в ответе за Бруни и стремился снять с ее хрупких плеч хотя бы часть забот. Матушка догадывалась, что не все у него складывается просто в отношениях со сверстниками, хотя он больше не заявлялся с разодранными ушами, с каждым днем становясь сильнее, ловчее и на собственной шкуре проверяя то, чему учил его полковник, — опережать действия противника.

После памятного ужина в трактир стали захаживать королевские гвардейцы, среди которых попадались и черные мундиры. Мастеровые вначале косились на них, однако гости вели себя вежливо, не задирались, происхождением не кичились, знай ели да нахваливали.

Мастер Селескин, едва сгинула недобрая дурнота, сидевшая на груди хладной лягушкой, встал у плиты как ни в чем не бывало. Изучил новые рецепты, записанные Матушкой со слов Веся, и загорелся так готовить блюда для оборотней, чтобы те и не догадывались о человеческом происхождении повара. Непознанные вкусы Пип воспринимал как вызов своему мастерству, а после вынужденного безделья был полон энергии. Новый поваренок, бедняга Питер Конох, только и успевал выслушивать в свой адрес выговоры и упреки. Посуды за первые две недели бывший мастеровой побил столько, что не перечесть. Но и он потихоньку втягивался, учился не мешаться Пиппо под ногами на маленькой кухоньке, не задевать табуретки и не наступать на лапы Весю, когда тот в редкие минуты отдыха в обличье зверя дремал у очага.

Этим туманным утром Бруни проснулась затемно. Полежала, борясь с дремотой, однако внутреннее напряжение гнало прочь из-под теплого одеяла на холод выстуженной за ночь комнаты. Накинув на плечи теплый халат, она собралась было затопить матушкину печь, но застыла у кровати, страшась взглянуть в окно: на подоконнике лежал отсвет, будто край одеяния призрака, присевшего отдохнуть в оконном проеме. Не решаясь признаться себе, что все еще ждет любимого, Матушка сделала несколько шажков к окну, а потом метнулась к нему и прижалась лбом к холодному стеклу.

Он падал тихо, будто печалился, — первый снег в этом году. Мохнатыми, неправдоподобно огромными хлопьями. Устилал площадь Мастеровых белым покрывалом, отражающим блекнущий свет фонарей, которые всегда гасли с первым лучом солнца.

Бруни посмотрела на восток. Она понятия не имела, в каком направлении Кай выехал из столицы и откуда должен был вернуться, но ей казалось: он появится в городе как второе светило, неся свет и тепло тем, кто его любит… Вот только к ней он больше не вернется.

Тем вечером в продуваемой сквозняками мансарде Турмалин вернул ей чешую дракона со словами: «Как бы ни радовался я твоему порыву спасти любимого ценой собственного счастья и тем самым освободить меня, прежде подумай, чего ты лишаешь себя! Кай твой будет счастливо женат, вырастит детей, и судьба убережет его от напастей, болезней и ранней смерти, но… все это — без тебя! Готова ли ты потерять его навсегда?»

Слушая его голос, она, как и сейчас, смотрела в окно, а перед глазами плясала, усмехаясь, тьма отчаяния, в которое она падала-падала-падала, как в омут.

«У меня есть еще несколько дней на этом свете, прежде чем я отправлюсь в другой, — продолжал Григо, — и это время тебе задуматься! Если ты все же решишься — брось чешую в огонь. Я выполню твое желание и исчезну навсегда. Коли нет — береги ее. Она принесет тебе удачу и отведет беды… Все, кроме одной — проклятия Кая она не снимет!»

Холод пробрался под халат. Матушка, кинув прощальный взгляд в окно, торопилась одеться и спуститься вниз, в кухню. Весь уже растопил печь и натаскал воды. А теперь баловался — поднимал полное ведро на вытянутой руке и считал вслух, сколько продержит.

После стылой комнаты тепло очага ласкало кожу, будто нежные ладони любимого.

— Выйду с тобой, — сказала она мальчишке, — надо на рынок, посмотреть приправы кое-какие.

— Бруни, — Весь вылил ведро в кухонную бочку, — разрешишь мне сегодня в казарме переночевать? Рахен и ребята пригласили…

— Разрешу. А почему ты их в гости не зовешь?

В глазах оборотня промелькнула растерянность.

— Я думал, тебе будет неприятно, — пояснил он. — Будешь думать: а вдруг они украдут что?

— А они украдут? — поинтересовалась Матушка.

— Понял тебя! Я за них отвечаю! — по-военному кивнул Весь.

— Вот и славно, — улыбнулась она. — Пригласи их в субботу, мы с Пипом будем печь вафли с карамельным сиропом и взбитыми сливками. Надеюсь, твои собратья любят сладкое?

Мальчишка резонно ответил:

— Ну я же люблю! — И непроизвольно облизнулся.

В дверь постучали.

— Что так рано? — заворчал Весь, поворачиваясь к двери, но Бруни крепко сжала ладонью его плечо.

Ее сердце готово было выпрыгнуть из груди. Неужели?..