Лесса Каури - Золушки из трактира на площади

А теперь я перейду к главному.

Срок давности возвращения в Ласурию для меня истек, и теперь если я вернусь, то буду объявлен изменником Родины. По этой причине я не смогу попасть в храм Пресветлой, чтобы дать тебе развод. Но я могу дать тебе кров и семью, которых, уверен, у тебя нет. Хоть ты и войдешь в мой дом второй женой, Илина примет тебя и вы подружитесь. Моя жена — сердечная и мудрая женщина, и скоро ты сама в этом убедишься. Продавай имущество — и приезжай! Мы заживем счастливо, и я верю — здоровье еще позволит тебе иметь детей! Ведь именно в них и в жизни рядом с мужем счастье любой женщины! Надеюсь на твой скорый ответ!»

В письме была приписка: «Ответное письмо лучше отправить простым пешим почтарем — так дешевле!»

Бруни остановилась у окна. На грудь будто положили каменную плиту, не дающую вдохнуть. Она бездумно смотрела на снег, ровным слоем засыпающий площадь. Квартал Мастеровых проснулся: проезжали туда-сюда груженые телеги, рачительные хозяева уже прикрыли грузы от снега кусками мешковины. Ремесленники спешили в мастерские, хозяйки торопились на рынок. Из здания гильдии вышли несколько молодых прачек. Громко смеясь, закружились, раскинув руки, начали бросаться снежками в прохожих. Кто-то ответил, и через мгновение вся площадь представляла собой снежную битву. Тут кто-то ругал хулиганов почем свет стоит, там — хохотал белозубо и подзуживал противников.

А Матушка, судорожно вцепившись пальцами в подоконник, размышляла, как жить дальше. Так тяжело оказалось слышать голос из могилы, тащить оттуда воспоминания, будто куски холодного склизкого желе, снятые с ледника. Она почти забыла о жизни с Ральфом, не вспоминала его глуховатый голос, которым он пел песни, когда стоял у плиты или был занят каким-нибудь другим делом, жар его тела, регулярно наваливавшегося на нее для исполнения супружеского долга, его привычки. Будто и не было в ее жизни этого мужчины, а был лишь Кай — первый и единственный! За что она, Бруни, так провинилась перед Богиней? Неужели лишь за то, что спасла любимого от страшной участи?

«Работа…»

Матушка встрепенулась. Голос Хлои, слава Пресветлой, навсегда остался в ее памяти. Работа!

К прочтенному и брошенному на кровати письму она не притронулась. Накрыла одеялом, чтобы глаза не мозолило. Одевшись потеплее, спустилась в кухню. Поцеловала Пипа в щеку, кивнула сестричкам, улыбнулась Питеру, красному от натуги — бывший молотобоец учился филигранному кулинарному искусству: нарезать морковь соломкой.

— Ты куда? — поинтересовался повар.

— Есть одно дело, — туманно ответила Бруни и выскочила на улицу, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Здание Гильдии каменщиков возвышалось над площадью, будто маленький господский замок. В нем все было сделано основательно: толстые несущие балки, добротная черепичная крыша, ярко-красная даже под слоем снега, широкие ступени, ведущие ко входу, герб гильдии — каменный барельеф над дверями, изображающий рычащего льва за перекрестьем молота и мастерка.

Томазо нашелся на первом этаже, у камина. Сидел за столом, потягивал морс из пузатой кружки и просматривал какие-то планы. Увидев Матушку, он поспешил встать и распростер объятья.

— Что-то ты отощала, дочка, — со свойственной ему прямолинейностью заявил он. — Сапожник без сапог? Голодная трактирщица? Приходи к нам на ужин, Алисия тебя знатно накормит!

— Благодарю, мастер, — бледно улыбнулась Бруни, — но я по делу.

Пелеван за руку отвел ее к креслу для посетителей, вернулся за стол, огладил широкую бороду, которой позавидовали бы и гномы, и приготовился слушать.

— Я хочу, — волнуясь, заговорила Матушка, — открыть второй трактир. Взгляните вместе со мной на один дом и скажите — стоит ли его покупать, чтобы переделать? Он в плохом состоянии, но это старая верная постройка, возведенная еще прадедами. А настоящего трактира не получится без шепота предков по углам!

— Полностью согласен! — покивал головой мастер.

Отодвинул бумаги и снял со спинки кресла добротный суконный камзол с меховой оторочкой.

— Ты готова отвести меня туда прямо сейчас?

— Конечно! — обрадовалась Бруни, не ожидавшая столь быстрого отклика.

Рабочие уже разобрали крышу и мансарду дома, в котором жил Григо Турмалин, и приступили к стенам. Однако старый камень стоял намертво: кирки и молоты его не брали.

— Ребятушки, кто здесь главный? — зычно крикнул глава Гильдии.

К ним подошел мужичок в одной рубахе, от которого шел пар — борьба со старым домом оказалась непроста.

— Меня зовут Огин, мастер, — вежливо поклонился он. — Чем могу помочь?

— Позвольте осмотреть дом, — выступила вперед Матушка. — Мы хотели бы переговорить с хозяином о его покупке, но прежде надо взглянуть.

— Да без вопросов, — пожал плечами Огин. — Заходите, только будьте осторожны — с крыши может что-нибудь упасть вам на кумпол!

Обойдя кучи строительного мусора, Бруни и Томазо зашли в прихожую.

— Хоу! — воскликнул Пелеван и залез под лестницу, туда, где от стены отвалился кусок штукатурки. И как только увидел? — Посмотри, дочка, этот дом строили для белокостного! Видишь, какая характерная кладка? Похоже, хозяин прокутил состояние и был вынужден продать дом оборотистому торговцу.

Матушка кивнула. Она ничего не понимала в кладке, но дом ей нравился. И не только потому, что он был памятью о Григо Турмалине. Несмотря на тесноту коридоров и комнаток, на стены, покрытые проплешинами плесени, на грязные полы, в нем витало ощущение спокойствия и добротности, подаренное временем. Ни бедность жильцов, коротавших здесь свой век, ни истории человеческих несчастий, прошедшие под этой крышей, не могли разрушить это ощущение.

— Надо ж так испортить здание, — бурчал Пелеван, поочередно открывая двери в опустевшие комнаты, — так изуродовать пространство! Хозяева понастроили деревянных внутренних перегородок, чтобы сделать комнат побольше. Поэтому здесь так тесно, а на самом деле места полно!

— Но трещина… — пробормотала Бруни.

— И с ней разберемся! — пообещал глава Гильдии каменщиков.

В разобранной мансарде Томазо провел пальцами по остаткам стены, покрытым копотью. Повернулся к сопровождающему их Огину:

— Здесь был пожар?

Тот недоуменно пожал плечами.

— Не было пожара, мастер! И печь была цела, когда мы ее из-под обломков крыши достали. Сам не пойму, в чем дело!

Пелеван в сопровождении Бруни осматривал дом еще около часа. Простукивал стены то принесенным с собой молоточком, то пальцами, скреб мастерком. Особое внимание уделил низу стены, долго провозился в подвале и вылез оттуда такой грязный, что Матушка охнула.

— А знаешь, что я тебе скажу, дочка, — заявил он, отряхивая одежду, — нравится мне этот старик! И фундамент цел остался, трещина его не затронула.