Ятен Тотенфогель - Затерянное пламя

Какие-то бесконечные коридоры, залы с массивными колоннами… Лиэлль чувствовала: он где-то здесь, он не мог уйти далеко! В лицо девушке бил пронизывающий холодный ветер, несущий иголочки льда, и казалось, желающий выстудить всю её душу. Однако Лиэлль не останавливалась.

— Рильстранн! — кричала она. — Вернись! Я люблю тебя!..

Но ей отвечали только гулкое эхо в тёмных коридорах и свист ледяного ветра. На полированных боках колонн играли лиловые вспышки. Лиэлль вступила в следующий зал и ахнула от ужаса. В темноту уходили бесконечные ряды застеклённых постаментов, на которых стояли… нет, не статуи, а мёртвые люди! Лиэлль бежала среди них, вглядываясь в лица, пытаясь найти среди них Рильстранна. Кто-то могущественный и недобрый наблюдал за ней, смеясь над тщетностью её попыток — она слышала в завывании ветра злорадный хохот.

— Альмира! — твёрдым голосом позвал Нантакет. Женщина отняла залитое слезами лицо от штурвала. — Иди на палубу, помоги Лиэлль. Она сражается. Дай ей свой меч.

Слова плавучего маяка, будто путеводный свет, помогли выбраться из бездны отчаяния. Да, надо действовать. Даже если кажется, что надежды больше нет.

— Поняла. — Альмира вытерла глаза рукавом куртки и шмыгнув носом, вышла из рубки. Подойдя к Лиэлль, обнявшей мачту Астраханского, она вытащила Лаэнриль из ножен и вложила в руку девушки рукоять меча.

Лиэлль потерялась в этом зале с бесконечными рядами мёртвых статуй. И вдруг обнаружила в руке меч, сияющий голубовато-белым светом! Лаэнриль!.. Повернув голову, она увидела за стеклом одного из стендов… Рильстранна!

— Я освобожу тебя, анн илваир ! — закричала девушка и с мечом рванулась к стенду. Ветер усилился, двигаться вперёд получалось с трудом, и сам воздух становился каким-то вязким. Но Лиэлль упорно шла, держа обеими руками меч. Ещё немного… ещё пара шагов… Взмахнув мечом, Лиэлль разбила стекло.

…Она очнулась и обнаружила себя лежащей на груди Рильстранна, обнимая его одной рукой, в другой сжимая рукоять меча. Девушка подняла голову. И увидела, как веки Рильстранна дрогнули. Потом он растерянно заморгал и посмотрел на Лиэлль удивлённо и радостно:

— Ты пришла за мной, анни илвайри … — Его рука легла ей на плечо: — Ты пришла, мой лучик…

Лиэлль отняла лицо от маячной мачты. Альмира, Соль и спустившаяся с крыши рубки Саша не могли поверить своим глазам: огонь в фонаре постепенно разгорался!

— Ты победила, Лиэлль, — услышали все голос Авроры. — Твоё сражение было самым тяжёлым.

— Кир Дариэль, Рильстранн выходит из комы, — сообщил врач Доран, всё это время не оставлявший своего пациента в госпитале. Король, сидевший у постели Рильстранна, осунувшийся и бледный после нескольких беспокойных дней, облегчённо вздохнул и подошёл к окну:

— Хвала звёздам… «Ты победила, Лиэлль, — добавил он про себя. — Ты вернула Рильстранна в мир живых. Только ты и могла это сделать».

Зиновий Петрович сидел в бывшей капитанской каюте, кутаясь в шерстяное одеяло. На борту плавучего маяка вообще-то было тепло, но холод Аласары, казалось, выстудил не только тело, но и душу. Поэтому адмирал всё ещё не мог согреться.

В каюту, постучавшись для вежливости, вошла Альмира. Она была в полосатой майке. Часть тела женщины скрывал поблёскивающий серебристым пластинчатый доспех, судя по всему, очень лёгкий. Левое плечо было открыто, на нём чуть светилась татуировка с якорем.

Рожественский недобро зыркнул на женщину. Ему хотелось наорать на эту простолюдинку, так непочтительно обращавшуюся с ним, адмиралом Русского императорского флота!.. Но его бил озноб, и Зиновий Петрович даже не мог придумать обидных слов, которые ему хотелось бы произнести в адрес этой бабы в штанах.

Альмира, не обратив внимания на его злобный взгляд, поставила перед Рожественским кружку с незнакомой эмблемой: горящий маяк и звезда. В кружке был горячий чай. Сняв с пояса флягу, Альмира подлила что-то в чай. Каюту наполнил аромат незнакомых трав.

— Это не яд и не коньяк, — с чуть заметной усмешкой пояснила женщина, сделав глоток прямо из фляжки. — Бальзам на арусианских травах. Он согревает не только тело, но и душу. В некоторых мирах эта фляжка стоила бы целого дворянского имения, — Альмира снова усмехнулась, видимо, иронизируя над его сословной принадлежностью.

Рожественский, стуча зубами от холода, молча отхлебнул из кружки. Чай оказался необыкновенно вкусным. Адмирал сделал ещё несколько глотков. Казалось, благодатное тепло заструилось не только в каждую клеточку тела, но и в каждую частицу души. Раненая нога понемногу переставала ныть.

Ирония сошла с лица Альмиры, взгляд женщины из насмешливого стал серьёзным.

— Вы умели слышать корабли и даже говорить с ними, так ведь, Зиновий Петрович? Но вы никогда не прислушивались к ним. Потому что не любили их. И поэтому не догадывались, что совершаете тяжёлое преступление.

Она вздохнула:

— Как морской офицер, вы знаете, насколько важен свет маяка и для корабля, и для экипажа… У кораблей погасить маяк считается одним из самых страшных преступлений. А если корабль по несчастливому стечению обстоятельств сталкивается с плавучим маяком — это плохая примета.

— Но ведь… он уже умер, тот плавучий маяк, которому принадлежала мачта? — Рожественский с удивлением заметил, что оправдывается. Альмира покачала головой:

— Его маяк продолжал гореть на земле, его свет по-прежнему был нужен. А вы с Палладой чуть не погасили этот свет и не убили Астраханского второй раз… Ладно, согревайтесь и думайте, — добавила она. — Как быть с вами, Ваше высокопревосходительство, — в голосе Альмиры снова зазвучали нотки иронии, — решит Хранительница. Моё предложение было скормить вас акулам. Но не думаю, что Аврора это одобрит.

Альмира вышла, закрыв дверь каюты. Рожественский молча допивал чай. Он по-прежнему был зол на эту наглую простолюдинку, так бесцеремонно обращавшуюся с ним в шлюпке и насмехающуюся над ним сейчас. Но то ли уютная обстановка каюты плавучего маяка, то ли арусианский бальзам так подействовали — в сердце словно начала оттаивать какая-то льдинка. Он слышал радостные голоса в кают-компании, звуки гитары, весёлый смех. Злость постепенно уходила, уступая место досаде и чувству одиночества. Он был никому не нужен и брошен. Где-то рядом люди веселились, шутили, пели песни. Но ему там места не было.

Нантакет шёл по свинцово-серому морю Беллиоры. Справа от него, впереди, шла Аврора, молчаливая и погружённая в себя. Нантакет чувствовал, что её сейчас не стоит беспокоить. А у него на борту жизнь кипела ключом. Путешественницы собрались в кают-компании, смеялись, вспоминая отдельные эпизоды своих приключений. Лиэлль почти не участвовала в разговоре, но глаза её светились счастьем.