. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)

-- Эй, Марьям! -- крикнул Улла, оглядываясь и маша рукой, -- Принеси еще одну пиалу, пожалуйста!

-- И вторую бутыль арака, -- добавил Абу. -- Так вот, нахуда Дагман, ты, должно быть, думаешь, будто я такой же солдат, как и остальные?..

-- Нет, не похож ты на солдата, Абу Кабил, -- улыбнулся маарри. Кучерявый Улла уже перебрался на другую сторону столика и плюхнулся рядом с Остроном, положил возле себя барбет.

-- Меня зовут Ниаматулла, -- представился он. -- Можно просто Улла. Так ты и вправду Одаренный?

-- Ага, -- кивнул Острон; у него кружилась голова, и голоса людей вокруг понемногу сливались в шум морских волн.

-- Я кузнец, -- говорил сбоку Абу, -- и мои клинки, по мнению многих, неплохие. Острон, будь добр, покажи свой ятаган.

Он замешкался, и Абу Кабил сам ловко выхватил меч из-за его пояса; Ниаматулла тем временем уже наливал арак в четвертую пиалу.

-- Всегда мечтал посмотреть на Одаренного, -- счастливо сообщил он Острону, пока Дагман сосредоточенно разглядывал ятаган. -- Должно быть, в драке ты можешь положить целую толпу?

-- Не знаю, -- ответил Острон. -- Не пробовал.

-- Ну да, конечно, наверняка рядом с тобой всегда сражались тысячи стражей! А как там, на стене Эль Хайрана? Ты ведь там, разумеется, был?

-- Там...

-- Прекрасная сталь, -- хмыкнул Дагман, поднимая глаза. Абу сверкал зубами. Ятаган вернулся к Острону, который из-за этого позабыл, что хотел сказать; третья пиала влилась в рот анисовым огнем. Улла взялся за барбет.

-- Я аскар, -- сообщил он. -- Ну, или хочу им стать когда-нибудь. Ты знаешь, кто такие аскары?

-- Нет.

-- Бродячие певцы, -- широко улыбнулся кудрявый. -- Они путешествуют по Саиду и участвуют в битвах, а потом сочиняют песни.

-- Здорово.

-- На самом деле, я еще не бывал нигде дальше Ангура.

Абу Кабил разлил арак по пиалам в четвертый раз; они с Дагманом смотрели друг на друга и по-прежнему улыбались.

-- Это не сталь, -- сказал кузнец. -- Это прекрасный сплав, который я изобрел. Для него нужны особые металлы. Когда я работал в Тейшарке, мне поставляли их марбуды караванами с запада.

-- Особые металлы? -- Дагман прищурился. -- Наверное, их не так просто найти?

-- Непросто, -- согласился Абу. Острон поднял пиалу; все плыло перед глазами, и немного белой жидкости переплеснулось через край.

-- Ничего, -- сказал он Улле, -- я уверен, ты еще станешь прекрасным аскаром и везде побываешь.

-- Я мечтаю об этом, -- ответил Улла. Острон опрокинул содержимое пиалы в себя.

После этого он ничего не помнил.

***

-- Просыпайся, Острон, сын Мавала, иначе я вылью на тебя ушат воды!

Никакого ответа.

Она в полном негодовании выбежала из комнаты. Внизу, в зале, сидел Сунгай; увидев девушку, он улыбнулся ей.

-- Еще спит?

-- Я этому прохвосту сейчас!.. -- выпалила Сафир, распахнув дверь на кухню пинком. -- Что он себе думает вообще!

-- По крайней мере, он потушил трактир, -- вполголоса пробормотал джейфар и покачал головой. -- Так же легко, как и поджег его. Мне кажется, Халик будет не в восторге, впрочем.

Сафир выбежала обратно, таща ведро с водой. Она взбежала по лестнице на второй этаж, ворвалась в спальню к Острону и с размаху вылила воду.

-- Просыпайся, пьянь несчастная!

Только тогда ему удалось продрать глаза; отчего-то было холодно и мокро, и какая-то птица презрительно ухала неподалеку. Острон схватился за ятаган, по-прежнему сунутый в ножны за поясом, а потом обнаружил, что это сова Сунгая кричит, глядя на него сверху вниз со своего излюбленного насеста, а рядом стоит Сафир, уперев кулаки в бока.

-- Проснулся все-таки, -- сердито сказала она. Пустое ведро уже стояло у ее ног.

-- Сафир, -- пробормотал Острон. В голове что-то гудело, и он даже проверил: нет ли трещины на затылке. -- Ч-что вчера было?

-- Это я тебя должна спрашивать, что вчера было! И что этот забулдыга делает у нас в зале!

-- Кто?..

-- Какой-то кудрявый, с барбетом! Спит себе на полу у двери! Разбудить его еще труднее, чем тебя! Что вообще вы с Абу устроили?

Перед ним наконец-то забрезжил свет воспоминаний. Воспоминания были достаточно обрывочные; дым коромыслом, хохочущие люди, Ниаматулла тренькает на барбете, -- ага.

-- Это Ниаматулла, -- сказал Острон. -- Который с барбетом. Он аскар. Или только еще собирается им стать. Я не понял.

-- Да какая разница, кто он? Я хочу, чтобы он убрался!

-- С-сейчас, я...

Ниаматулла тренькает на барбете, о чем-то громко спорят Дагман и Абу, но понять, о чем, он не в состоянии.

-- Какого ляда я должен твою работу делать? -- орет Дагман, размахивая руками. Платок на его голове растрепался, хвост тоже.

-- А то твой самбук прямо потонет, если возьмет лишнего груза в пару кантаров циркония?

-- Пару кантаров? Пару кантаров?! Ничего я для тебя возить не буду, Абу, пошел ты в Хафиру! ...И вообще, я чрезвычайно занят, помогаю людей перевозить на северный берег...

-- Как будто для лекаря Хисы ты не возишь травки между делом!

-- Э-это совсем другое!..

Дальнейший их спор окончательно для него потерялся.

Острон кое-как поднялся; до него наконец дошло, что Сафир действительно попросту вылила на него ведро воды. Она сердито притопывала ногой, ожидая, когда он встанет.

-- Ступай, ступай, -- сказала она, когда Острон направился к двери. -- И поговори с Халиком! Я уверена, он тебя по головке не погладит, ты знаешь, что ты вчера натворил?

-- Что? -- обернулся Острон.

-- Поджег трактир!

-- ...Ой. А его потушили?

Лицо Сафир немного смягчилось.

-- Ты сам же его и потушил, -- вздохнула она. -- Во имя Мубаррада, Острон, не вздумай больше так пить. Никогда, ясно тебе?

-- Никогда, -- Острон поднял руки. -- Обещаю.

Под негромкий смех Сунгая ему еле удалось добудиться Ниаматуллы; кудрявый аскар наконец открыл глаза.

-- А, -- пробормотал он. -- Я тебя помню. Ты Одаренный Мубаррада!

-- Да, да, -- уныло ответил ему Острон, -- а теперь вставай. И я еще должен сходить в "Морскую деву" и хотя бы извиниться перед ее хозяином.

-- Стариком Максудом? -- спросил Улла. -- Ладно, пошли.

-- Ты со мной?

-- Ну да... я как бы у него там работаю... иногда.

Вдвоем они вышли на улицу, где горячо жарило дневное солнце; Острон сообразил, что не знает дороги, -- попросту не помнит, -- но на его счастье, Ниаматулла уверенно направился вперед.

"Морской деве" прошлой ночью действительно пришлось пережить небольшой пожар: пламя охватило ее снаружи, карабкаясь по глиняным стенам, будто и вовсе не нуждалось в горючем. Здание, впрочем, от этого ничуть не пострадало, глина лишь стала крепче, ну а что касается копоти, то кабак и до пожара был не слишком белым. В общем, единственным, что напоминало о случившемся, была истлевшая вывеска, но хозяин трактира, жилистый крупный старик, уже вовсю распоряжался двумя парнями, которые натягивали новую.