Наталья Лустина - Нечеловеческие хроники

— Как и когда они спелись?

— Почти сразу после нашего исчезновения они объединили усилия, а как, я еще не знаю.

— Их цели?

— Власть конечно, их не устраивает наличие советов и саммита в данном варианте. — Маркус недобро ухмыльнулся.

— Почему цели еще не достигнуты?

— Они выжидают, прекрасно понимая, что с событиями грядущими после вскрытия свитков, своими силами не справятся.

— Значит, до этого времени открыто воевать они не будут?

— Надеюсь что так.

— А помешать им, действовать исподтишка мы, разумеется, не сможем.

— Да, поэтому надо быть на стороже.

Мы молчали каждый о своем. Я смотрела на Маркуса и была рада, что он на нашей стороне баррикад, в таком составе у нас есть реальный шанс вернуть все на свои места. Дарий, оберегая меня по своему обыкновению, не сказал мне ни слова о сложившейся ситуации, желая дать мне возможность спокойно восстановиться. Хотя, вполне возможно, что дело совсем в другом. После моего исчезновения он бродил как неприкаянный призрак, мало отдавая себе отчет, в том кто он, где и зачем. Почти сто лет он мало чем отличался от тихо помешанного. Гертруда даже пыталась поднять в вампирском совете вопрос о его отстранении, благо над ней только посмеялись и ничего предпринимать не стали. Шутка ли, отстранить от совета перворожденного?! Я же с болью «наблюдала» за происходящим, получая потоки информации, и ничего не могла сделать, либо изменить. Мне оставалось только ждать и надеяться на то, что у Маркуса все получится. Однако меньше боль не становилась! Воистину! Даже врагу не пожелаешь такого — наблюдать как из того, ради кого ты готова пожертвовать всем, исчезает жизнь, медленно покидая его, капля за каплей! Дарий мог быть просто не в курсе происходящего, слишком долго ничто не трогало его в этом мире, никто не нарушал его одиночества, даже простой болтовней.

Каково же было Монике биться с такими силами в одиночку?! Неприятный осадок в душе ощущался горечью во рту.

— Маркус, — тихо позвала я, — мы бросили их…

— Не говори глупостей, иного выхода не было.

Однако он сказал это так, словно сам размышлял в этот момент над той же дилеммой.

— Мы не опоздали по времени? Может это ошибка исчезнуть на такой срок?

— Успокойся, партия еще не проиграна. — Маркус произнес это так уверенно, что я сразу успокоилась.

— Ты просчитываешь ходы? — я улыбалась от того, что мы в шутку называли такие ситуации «шахматными партиями».

— Конечно, и не на один ход вперед. Остынь и постарайся не беспокоиться, во всяком случае, не сегодня. Я вот думаю, где же запропастились наши юные дарования.

— Дарий самый старший из нас, — рассмеялась я — и кроме того, они появятся с минуты на минуту.

— Предчувствие? — он хитро сощурился.

— Именно.

И действительно, сзади послышались торопливые шаги. Мы с Маркусом повернулись на приближающийся звук. Дарий, хмурый, шел рядом с Моникой, у которой было такое выражение лица, словно под ее ногами горела земля.

— Что случилось? — опередил меня Маркус.

— Уже все хорошо. — ответила Ника, со слабым подобием улыбки на лице.

— За тем исключением того, что Юра оказался умнее, чем мы ожидали. — прокомментировал Дарий.

— Обнаружили мое отсутствие?

— Нет, он послал за Моникой грамотный хвост, и нам пришлось побегать. — заявил Дарий, недовольно глядя на Нику.

— Оторвались? — спросил Маркус, Ника кивнула, — Ну и хватит на сегодня печалей! — сказал он, радостно обнимая ту, которой всецело принадлежало его сердце.

Дарий тоже не заставил себя долго ждать, он притянул меня к себе и украдкой прикоснулся губами к моей шее. Я поняла, что он тоже заметил, какими глазами смотрела на нас сегодня Моника, и я была ему благодарна за то, что он решил вести себя более сдержанно. Мое «исчадие ада» было более чувствительно к чужой боли, чем кто-либо другой. Эта черта его характера всегда сильно удивляла меня и приводила в восторг одновременно. Я прекрасно понимала, что читать боль в чужих душах четко и безошибочно может только тот, кто сам пережил ее немало, а в случае с Дарием, я даже не знаю, ограничен ли лимит на страдания в его жизни. Однако он старался не быть причиной страданий окружающих, я силилась вспомнить было ли так всегда, наверное нет. Судя по последним событиям, нам предстоит еще многое пережить. Но сегодня ночь принадлежала только нам. Или нет?

— Дарий, а ты на счет трамвайчика не шутил? — тихо спросила я, стараясь не мешать нежно ворковавшим друзьям.

— Нет, любовь моя. — сказал он улыбаясь мне своей ослепительной улыбкой.

— Должно быть там куча людей. — насупилась я.

— На нашем трамвайчике будем только мы.

— Как это?

— Вообще-то это должен был быть сюрприз, но от вас моя леди ничего не скроешь. — и чуть более громко добавил — Мы остаемся тут, или все же придерживаемся первоначального плана?

— Не порть вечер, не будь занудой, — отозвался Маркус, — конечно мы едем.

— Вот, — прошептала я Дарию — не только мне заметно ваше занудство, сэр.

За эту реплику меня немедленно шлепнули пониже спины и развернули в сторону лодки, на которой мы сюда прибыли. Я деланно надула губы и заупрямилась, в шутку давая понять, что никуда не пойду, пока передо мной не загладят вину. Однако Дарий, недолго думая, закинул меня на плечо, как строптивую девчонку и под смех наших друзей понес к лодке.

10 ГЛАВА ПОЧТИ НЕДОСТИЖИМАЯ МЕЧТА…

Кататься на персональном речном трамвайчике было забавно. Ощущение такое, что вот-вот он остановится и заполнится пассажирами, но он упорно плыл, управляемый неведомым капитаном, увлекая нас в романтическую даль. Нам не захотелось прятаться внутри застекленной его части, удобно расположившись на палубе, мы с удовольствием рассматривали открывавшийся нам вид ночного города. Кое-где была слышна довольно громкая музыка ночных клубов, в нескольких местах перед нами вспыхивали яркой россыпью фейерверки в честь чужих празднеств, но мне хотелось верить, что в эту ночь все существует только для нас. Одинокий и молчаливый официант в серой униформе, то выныривал из темноты с чем-либо вкусным, то, так же тихо растворялся в ней, создавалось ощущение, что нас обслуживал призрак этого речного трамвайчика.

Дарий, достал из футляра прихваченную с собой гитару, и негромко пел своим замечательным голосом о любви, на старом, почти забытом языке, а его гитара, словно живая вторила ему, то поддерживая его голос, то оплетая его своими замысловатыми узорами бархатных звуков.

Маркус, взяв Монику за руку, увлек ее за собой, и они тихо устроившись в отдалении, беседовали о чем-то своем, иногда весело смеясь, иногда замолкая.

Я смотрела вокруг, слушая Дария, он пел, закрыв глаза и, казалось, что он где-то далеко в своих воспоминаниях и мне было не понятно, хорошо ли ему там, но вслушиваясь в его песни, я поняла, что там, очень по-разному. Иногда грустно, иногда больно и одиноко, а вот радостно, почти счастливо. Я повернулась, почувствовав его взгляд на себе, и поняла, что своей музыкой он рассказывает мне то, что никогда не согласится произнести словами, даже если я его сильно попрошу. Он решился поведать мне о своих чувствах музыкой, о том времени, когда он был бесконечно одинок, и ярким контрастом, дал понять свои чувства сейчас, в этот миг, когда мы рядом. В его взгляде горел такой огонь, что мне стало жарко, а щемящая нежность, рвавшаяся наружу, билась в моей груди.