Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Его поразил кто-то из участников?

Из горла ведьмы вырвался звук, более всего напоминающий смешок, но она только повысила голос, чтобы придать своим речам как можно больше выразительности и загадочности:

— Не совсем так. Его стойкую натуру сокрушило одно из самых пагубных чувств на нашей грешной земле, — шепотом произнесла она. Ее глаза блестели от вьющихся таинственных искорок в глубине вишневых зрачков. — Его сердце поразила любовь.

Скай насупился и опустил свои глаза, возвращаясь к той же бесчувственной беседе:

— Как это тривиально.

— А что тебя так удивляет? — воскликнула черноволосая демонесса. — Любовь — это страшная сила, которая проходит сквозь века и тысячелетия.

Мальчик только удивленно нахмурился и отвернулся:

— Терпеть не могу девчачьи разговоры. Это глупо. Любить незнакомца нельзя, можно лишь чувствовать симпатию не более, ты никогда не сможешь испытать того, что чувствует другой, не сможешь постигнуть его мысли, не сможешь дотянуться, в конечном счете все рассыпается горсткой пепла, и окутавшая двоих страсть исчезает в одно мгновенье.

Какое-то время ведьма молча вдыхала свой приторный дым, будто проникаясь в его сущность и становясь его частью, а потом подняла свои ошеломленные глаза.

— Ты слишком мал, — мрачно отозвалась ведьма, — а твой предок не был таким уж бесшабашным человеком, готовым кинуться за одною красотой женщины.

Она поудобней устроилась на своих перинах, закрыла глаза и с несвойственной ее натуре улыбке попыталась вспомнить, отыскать в сознании образ того человека, который одним взглядом бросал в дрожь окружающих, чувство далекой утраты и бесконечной нещадной боли, которая словно свинцовое небо, нависшее над твоей головой, закрывает остатки голубого сияния свободы. И даже на расстоянии в тысячу лет, она до сих пор могла ощутить, как по ее юному лицу поползли те мелкие капли дождя, сформировавшиеся затемненным, стальным небосводом.

— Нет, конечно, нет, — обеспокоенно произнесла она, накрытая воспоминаниями из далекого прошлого. — Он был безжалостен к своим врагам и совесть не гложила его сердце, когда он своими ветряными кинжалами порубил тысячу людей только для того, чтобы найти ключ к проходу на следующий тур.

Если верхняя часть тела Ская застыла, то ног он просто не чувствовал, будто их отрубило острейшим стальным клинком.

— Тысячу?

Медный диск заката схож с бессознательным состоянием потери. Словно предвкушение возвращения домой, овеянное нервной дрожью и эгоистическим удовольствием, что на пороге ты увидишь знакомое теплое лицо матери; протянутую руку помощи друга. Скай едва заметно покачал головой, осознавая, что над ним только что ради шутки поглумились, и никак не мог взять в толк, отчего удивление представляет собой столь тошнотворный вид, и почему открытие правды принесло с собой столько непредвиденной горечи. Он едва понимал, где находится и что происходит.

Ведьма пристально смотрела на ребенка и продолжала молча затягиваться отвратительным сочетанием дымного зелья.

Мальчик вопросительно взглянул на черноволосую сирену, и в глазах плескалось безраздельное беспокойство.

— Тебе интересно, не так ли?

Скай колебался всего мгновение. А потом посмотрел открытым взглядом и выпалил:

— Такое существо может кого-то полюбить?

Ведьма закрыла глаза, чуть страдальчески поморщилась, хоть и, сохраняя хладнокровие, но создавалось впечатление, что Всемогущая жрица боится, как через ее тело пронесется зеркальное острие, а рядом окажется человек с напускной невозмутимостью, сжимавший белоснежные клинки. И после того, как глаза ее станут, затуманивается пылью, он с демонстративным равнодушием пожмет плечами и улыбнется своим неистовым оскалом смертника. А она падет перед ним на колени, моля его прекратить. Эта прелестная женщина почти ушла в себя, прежде чем заметила, что мальчик ждет ее ответа.

— Он…

Разве может полюбить создание немеющие души?

И вдруг перед ней восстала картина из далекого прошлого — утренний туман, укрывший мир пышным одеялом; окутал город своим призрачным покровом, и пелена пурпурных облаков скрывала золотистый диск солнца. Улицы, сверкающие дождевой водой, превратились в зеркала, отражавшие янтарное небо. Вот она двинулась вдоль ограды, опоясывавший прекрасный сад, где уже начали цвести ива и ясень. Меж деревьев пролегала дорожка, выложенная белоснежными мраморными плитами. А, подняв глаза, она видела величественный собор, представлявший собой образчик архитектуры готического стиля — узкие башни, шпили которых возвышались в высь небес, богато украшенный фасад, узкие стрельчатые окна, заостренные, как кинжалы. Да, тогда еще были сохранены кафедральные часовенки. И если присмотреться, то за тенью деревьев скрывались двое влюбленных. Девочка пристально изучала, стоявшего перед ней юношу своими небесно-лазурными глазами. Золотистые волосы, спускавшиеся до талии, немного завивались, и плохо понимания зачем, он улыбнулся ей своей самой искренней и обворожительной улыбкой, которую только мог изобразить. Но она просто поджала свои пухлые губки и с хитрой усмешкой направилась прямиком в ворота собора, словно и вовсе не заметила его. Его же улыбку было трудно понять — в ней таилось искушение, искренность переполняющего бремени влюбленного человека, растерянность и безмерное наслаждение. Юноша с полной смиренностью и покорностью перед своей воровкой жизни следовал за ней, пока краем глаза не заметил, стоявшего поодаль наблюдателя.

Сердце ведьмы упало, но человек только пронзил ее смертельным взглядом, прежде чем отвернуться и вернуться в мир полный грез.

— Думаю да. Любил, хоть и странную любовью, — прошептала она и подняла голову. — Но он мог любоваться ею целую вечность.

Грациозным движением рук, она поставила свою курильницу и продолжила, не дожидаясь ответа своего собеседника:

— Ты уйдешь с меткой на челе и встретишь свою дальнейшую судьбу на поле боя.

Скаю начало тревожно саднить сердце и не успел он и рта открыть, как ведьма закончила за него:

— Тебя ждут долгие годы жизни. Ты станешь тем, кого будут прославлять тысячелетия. Тем, кого будут бояться сотни миров, тем, кому не суждено будет коснуться губ своей любимой.

Мальчик вытаращился на женщину и не знал, что делать: обижаться или негодовать.

— Я сделаю что-то непростительное со своей нареченной? — смущенно буркнул он себе под нос, уставившись на руки.

— Нет. Ты просто станешь причиной ее смерти. В глазах ведьмы заиграли ярко-зеленые огни, и он непроизвольно чуть отпрянул в сторону.

— Я? — срывающимся голосом сообщила он самому себе. — Как я могу такое допустить? Если появится та, кого я пожелаю видеть под венцом своей жизни, я не смогу даже грубо высказаться о ней. Гордость аристократа…