Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

— Мэй Ли, — услышав свое имя, она не сразу подняла пугливые глаза, но посмотрев на зовущего, тело накрыла невероятная ласка тепла, восходящего от самых пят до макушки, — ступай и приготовь мне и гостю чаю. Мы будем в саду снаружи.

— Полагаю, что проведение затяжной беседы с тобой, только погубит мое время, — холодно пояснил человек, расправляя пальцы и позволяя алмазно-белому свету солнца пасть на заостренное серебро лезвий, и глаза его поддались темно-серой дымкой, приняв в себя оттенок вороньего крыла. — Я пришел за своими людьми, а не за твоими долгами, мальчишка. Верни мне их, а иначе никакой закон всевышних Судий не спасет тебя.

Ален не изменился в лице, он наблюдал за пришедшим к нему со спокойной улыбкой, спрятав руки в длинных рукавах шелкового кимоно, словно наслаждался костюмированным представлением, выслушивая наставления старшего со всем вниманием.

— Конечно же, — проговорил он, в задумчивости склоняя голову на руку, и пламенные лепестки камелии в порыве ветра опадали через раскрытые окна, впуская внутрь шифоновые полупрозрачные шторы.

— Но, чтобы их забрать, Вам, мой покорный друг, все равно придется вступить в мои сады. Неужели Вы посмеете отказать полноправному участнику Турнира? — он усмехнулся коварно и льстиво, и его белоснежные зубы сверкнули в ласке янтарного света. — Ведь сегодняшний рассвет ознаменовал начало великой битвы между всеми избранниками, родившимися под звездой белого сокола и льва.

Они прошли через длинный коридор со светлыми и чистыми стенами, но мужчине казалось, что сквозь непорочность белизны проступали кроваво-черные пятна, которые невозможно смыть, вместо аромата благоухающих гортензий, он улавливал запах крови и паленой плоти. Ален Вэй был известен как чудотворец самых опасных ядов. Он выращивал сорта редчайших растений, выводил новые семенные культуры, не брезгуя использовать в удобрения людские соки, считая их наилучшим нектаром для своих смертоносных цветов.

Они вышли наружу, и мир укрыли нежно-розовые лепестки сакуры и белоснежные бутоны жасмина, была пора цветения, и в воздухе стоял тонкий и пьяняще-сладкий аром. Небо было золотым, а облака красны как кровь, и ветер доносил до них скорбную песнь, увенчанную славой рассвета, что так походил на закат. Мужчина перевел взгляд на юношу, поджидающего его у стеклянных раскрытых ворот, на губах его блуждала спокойная улыбка, когда он в приглашающем жесте звал к своему гостю. И в этот момент, когда он увидел Алена Вэя, обласканного светозарными лучами солнца, то своевременно осознал, почему тот пользовался такой популярность у высших сановником и отпрысков знатных родов, платя лишь за одну беседу рядом с ним огромные деньги и возможность увидеть его воочию.

Он ступил на прозрачные половицы теплицы, под которыми струилась вода, ощущая внутреннюю предостерегающую пульсацию в затылке, когда белые змеи с толстым туловищем роговой поверхности под мутно-изумрудной гладью, плыли, догоняя его шаги, образно обвиваясь вокруг его ног всем телом, словно желая захватить в удушливое объятие смерти. Здание было большим, выполненным полностью из герметичного стекла, возможно, даже больше, чем сам особняк, в котором обустроился хозяин владений. Внутри все было покрыто зеленью, а скорее цветами. Аромат был удушливым, и он не мог определить, был он сладок как амброзия или кисел как яд. Капители кристальных жадеитовых колонн были украшены лиственными завитками и затейливыми лозами, по которым плелись живые цветы, и с остроконечных лепестков стекали крупные капли воды.

Чистый как слеза потолок был покрыт витиеватыми и длинными кронами могучего зеленого фикуса. Огромный ствол дерева ширился на несколько десятков метров, и крупные ветви сероватого как известняк цвета, ширились и переплетались меж собой, и рыжеватая листва сменялась блекло-зелеными соцветиями. У самых корней, выгибающихся из-под земли, стоял белый каменный стол с невысокими закругленными ножками и расстеленными вокруг него шелковыми одеялами и бархатными подушками. Они слышали трель птиц с причудливыми длинными и яркими хвостами, завораживающими крыльями нежно-карего окраса. На столе в ряд стояли фарфоровые вазы и чаши прекрасного и ровного оттенка бледного малахита, в которых стояли высокие цветы былой орхидеи с красными прожилками на лепестках, как если бы на каждый цветок упало по несколько капель крови.

— Присаживайтесь, — вежливо просил Ален, усаживаясь напротив своего гостя. — Для меня большая честь вновь принимать Вас у себя. Как я слышал, дела в провинции Цинн идут очень хорошо, благодаря Вашей тяжелой управленческой руке, и каждый житель пьет за отраду Великих Богов в час тигра. Большая редкость в наши дни, лишь жители столицы вкушают напиток из лепестков нарцисса, отдавая должную дань уважения своим небесным покровителям. Я всегда считал, что чем дальше провинция, тем менее консервативны взгляды правленцев, — он с интересом осмотрел мужчину из-под своих белесых, почти невидимых ресниц, что до сих пор не проронил ни слова, но он не чувствовал в нем страха. И это открытие одновременно и удручало, и радовало его.

— Я рад, что ошибался, — мягко произнес Ален повернувшись к зеленым воротам из кованого железа с изящными завитками, мгновенно отворившихся для слуги, держащей на подносе небольшие чашечки и сосуд с теплым напитком и золотым блюдом с имбирным печеньем.

— Традиционно именно так приветствовали высшие чины, подавали к столу зеленый чай с лепестками лотоса и имбирное печенье в виде лепестков. Я посчитал подобный обычай к случаю, — прокомментировал юноша, наблюдая за плавными движениями рук девушки, успевшей, сменить наряд на свежую, белую тунику с расклешенными боковыми красными швами и ярким высоким воротником со вставками их драгоценных камней. Она высоко подняла чайник, и жидкость тонкой струей наполнила обе чаши с ивовым узором. Почтительно поклонившись перед гостем, она пододвинула ему пиалу и отошла в сторону, не мешая господам вести свою беседу.

Но человек так и не притронулся, ни к напитку, ни к праздному угощению. Юноша же с ликованием на лице отпил несколько глотков, наслаждаясь теплом, обжегшим небо.

— Я приехал сюда за своими людьми и требую, чтобы Вы сейчас же отпустили их, — бесцветным и не терпящим снисхождений голосом произнес мужчина. — И некогда, да и незачем мне рассуждать о благе своего народа с человеком вроде Вас.

— Да, как я уже сказал, не так часто принимают Вас в столице. Тем более Вы посетили мой дом, чему я несказанно рад, но боюсь, что Ваши люди действовали по наказу человека, причинившему мне в жизни немало хлопот. И я не стану скрывать, что с превеликим удовольствием истязал их до самой смерти. Однако же, благодаря их жизни я смог вырастить такие чудесные цветы, — и он нежно коснулся лепестков орхидей, расставленных по всему столу и благоухающих в окружении. — Вы не находите это прекрасным, они продолжают служить во благо человечества даже после смерти, оставаясь оружием в моих руках.