Евгения Кострова - Калейдоскоп вечности (СИ)

Дыхание Алена Вэя было ровным, губы не были плотно сжаты и не бледнели, а все оставались красными, как азиатский пурпур, мимика лица оставалась прежней. Тембр голоса его не понизился, зато глаза сияли в радостной лихорадке, как и прежде. Неужели он прогадал? Мужчина обернулся к служанке, которая тяжело хватала ртом воздух, а молящими широко раскрытыми глазами, она всматривалась в любимое лицо своего хозяина. Ногти впились ей в ладони от желания произнести вслух заветные слова, что она жаждет остаться. Неважно, сколько работы ей предстоит выполнить, или какие кровавые пиршества вершить во имя его желания. Только пусть он позволит остаться ей рядом с ним, видеть его лицо подле себя, чувствовать его аромат и слышать шелест переворачивающихся страниц в библиотеке, и разглядывать силуэт, очерчивающий ночную темноту в свете газовых ламп. Но она не могла даже прошептать эти слова, потому что тогда она выкажет свою неучтивость по отношению к гостю, и он сможет узреть ее невоспитанность, плохо помыслит о хозяине. Поэтому она кричала разумом, взывала к себе его имя, моля великого Януса о снисхождении к ее судьбе. Разве можно вытерпеть эту боль, что сжигает внутренности, ей казалось, что даже кожа начнет ее тлеть, лишись она его присутствия. Но ее ждала не только душевная мука, договоры со слугами заключались на всю жизнь, и при переходе слуги от одного к другому владыке означало полный разрыв всех былых связей и беспрекословное подчинение другому господину. И ее захлестнуло безумие. Она рисовала в воспаленном воображении, как выбежит к нему с опущенной головой, прося об измене своего решения, но этого не случится. Потому что она глубоко любила и уважала своего господина, что стоял для нее выше любого другого божества. Она не посмеет пойти против его воли, не сможет перечить его указу. И даже бы если ей приказали, отсечь самой себе руки, она бы так и поступила, ведь так начертано на линиях ее судьбы. Судьба — коварная полосатая гиена вновь разрушает ее на части, вновь хочет отгрызть от тела душу и вырезать сердце.

Мужчина шевельнул губами и посмотрел на трясущуюся женщину сверху вниз, и татуировки на его плечах стали рельефнее, чернее под натиском рубиновой ладьи, восстающий за седыми завесами. Его холодные глаза, осколок туч, застывших в кромке вечного льда. Мэй Ли подняла голову, смотря на человека, требующего ее в качестве расплаты за содеянное, и в глазах его купался голод и неотразимая глубина желания. И от этого взгляда она бледнела, а он улыбнулся и от этой улыбки ее будто ударили плеткой.

— Я хочу ее, — легко высказался он, отворачиваясь от девушки. — Она будет моим сувениром из столицы. А я думаю, что у тебя мальчишка неплохие вкусы на женщин. И женщина станет некой гарантией нашего союза. Мир бушует. Неизвестно, чем закончатся распри меж двух соседствующих Империй, что так и норовят вырвать друг другу глотки. Мне следует заручиться вниманием одного из участников Великого Турнира.

Мужчина поднес руку к пиале и кончиком заостренного серебряного когтя надрезал на большом пальце рану, вскрывая подушечку пальца до самого мяса. И в жидкость, что светлее солнца пало несколько капель его благородной крови.

Ален ничего не сказал на это действие, но губы его приоткрылись в удивленном вдохе. Одной капли крови человека хватит для него, чтобы сократить ее, либо превратить во страшные мучения. С кровью человека можно призвать его душу, прикрепляя к своей или пустить блуждающий дух в скитания между миров, что старше вод и дальше огненных светил. Если правильно распорядиться этим даром, оно будет равносильно полному овладению.

Дворянин подвинул чашу к Алену, и тот осторожно взял ее в свои руки, в неком замешательстве смотря на растворившийся алой розы отрады.

— Почему? — почти с гранитным лицом спросил Ален.

— Доказательство того, что наша сделка станет равносильной, если кто-то захочет узнать о разрыве твоего договора с этой девушкой. И я смогу ощутить в полной мере твой гнев, если что-то в моих поступках и моем поведении к женщине тебя не устроит. Но и ты не забудешь, что в моих руках. Он вновь сделал жест пальцами, клацая по столу серебряным жемчугом своих когтей и Мэй Ли ощутила внутри тела нестерпимую дрожь. Ее притянуло к мужчине, словно ее использовали как марионеточную куклу, тело выгнулось вперед, и она пролетела несколько метров над землей, больно ударяясь о стеклянный пол перед его ногами. А потом ощутила, как ее подбородка касаются серебряные острия, и выдержка ее надтреснулась.

А человек сухо продолжал, осторожно поглаживая когтем по ее щеке:

— Как ее хозяин я смогу делать с ней все, что мне заблагорассудится. Но, думаю, что ты и так уже знаешь, почему ты не можешь противиться этой сделке. Как только наконечники этих серебряных когтей проникают под кожу, в нее попадает очень сильный яд. Необычный, он мгновенно распространяется по всему эпидермису. Одно из его главных свойств, у человека появляется красивый шлейф, как у цветущего жасмина в ночи. Запах настолько притягателен, что у окружающих от аромата кружится голова. Однако внутренняя функция органов нарушается, течение болезни очень медлительное, человек может практически не замечать изменений, происходящих внутри своего организма. Но, сначала отказывает кишечник, позже легкие, когда же болезнь добирается до вен и головного мозга, исход фатален.

Ален торжественно усмехнулся, словно человек только что рассказал хорошую шутку.

— Любой наркотик или яд по-разному действуют на человека. Одни умирают от одной дозы в гран, другие могут употреблять яд в качестве аперитива перед главным блюдом. Когда Мэй Ли попала ко мне на службу, то изучала многие действия смертельных препаратов вместе со мной. Потому Вам, благочестивый, ни к чему рассеивать мое довольство. Я буду рад, если моя служанка сможет удовлетворить все Ваши запросы в качестве прислужника.

— Вот как, хорошо, что она разбивается в лекарственных травах и ядовитых снадобьях, — отозвался мужчина, но по его лицу нельзя было сказать, опечалился ли он этому известию или нет, удивлен ли был, или мысленно насмехался над безрассудством молодого целителя. Но, ни от кого не ускользнуло, как по лицу девушки прокатилось несколько влажных бусинок пота, и как сдавленно и хрипло она дышала.

— И, тем не менее, — продолжил он, заставляя ее повернуть голову в сторону, чтобы хорошенько рассмотреть оставленный след после его удара, расплывающейся от виска до края губ темно-бурой краской полуденной звезды, — я заберу эту девушку с собой. Если она училась под твоим присмотром, у нее могут быть неплохие знания, и она сможет помогать в центральном лазарете.