Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)

— Отчего же? — Аэлин недоверчиво приподняла бровь.

— Не поймите меня сейчас превратно, но вы очень сильно напомнили мне сегодня мою покойную жену. Не внешне, нет. Скорее, что-то в вашей манере общения имело с ней неуловимую схожесть… — он осекся, проследив за реакцией собеседницы. — Вижу, вы уже начали понимать меня неправильно, леди Аэлин. Прошу, не делайте такое лицо.

Губы старшего жреца растянулись в удивительно добродушной обаятельной улыбке.

— Какое же, по-вашему, у меня должно быть лицо, жрец Колер? — прочистив горло, спросила охотница, передернув плечами.

Бенедикт задумчиво прищурился и печально усмехнулся, соглашаясь с собственными мыслями.

— А ведь вы правы: на деле — именно такое. Вы и так растеряны и, похоже, немного напуганы в свете этого насыщенного вечера, богатого на впечатления, а я лишь подливаю масла в огонь своими воспоминаниями. Простите мне эту… гм… невеселую аллегорию.

Охотница преодолела растерянность и, вздохнув, ответила:

— Вы сказали, ваша жена умерла. Соболезную.

— Благодарю. Еще хуже оказалось то, что ее душа умерла раньше тела.

Аэлин непонятливо округлила глаза, и Колер пояснил:

— Похоже, то было злой шуткой Криппа. Мою дражайшую супругу совратил демон-кукольник, вроде того, что сейчас обосновался здесь, в Олсаде. Он извратил ее душу, завладел ее разумом, полностью подчинил себе.

Аэлин почувствовала, как ее сердце начинает биться чаще. Ничего, кроме треклятого имени «Мальстен» сейчас не могло уместиться в ее мыслях.

— Тогда я еще не был жрецом Культа, — продолжал Колер. — Я был счастливым молодым семьянином, крестьянином. А потом появилось это чудовище и разрушило все. Мимоходом. Для собственной забавы.

В глазах Бенедикта мелькнула давно забытая ненависть. Казалось, сейчас он в действительности готов был вооружиться ритуальным факелом и помчаться за Мальстеном или любым другим данталли — хоть бы и в одиночку.

— Так это и побудило вас вступить в Красный Культ? — с неподдельным интересом спросила охотница.

— Верно, леди Аэлин, я хотел, чтобы этих, как вы сами недавно выразились, тварей стало меньше. Хотел избавить другие семьи от того, что выпало мне, — тяжело вздохнув, ответил Бенедикт. — Возможно, злой шуткой того же Криппа было и то, что Адланна — так звали мою покойную супругу — приняла смерть именно от моей руки. Как и тот демон, что поработил ее душу.

— Ох, боги! — шепнула охотница, качнув головой.

«Сжег собственную жену? Потому что она полюбила другого, и этим другим оказался данталли…»

— Теперь я боюсь еще больше понять вас неправильно. Теряюсь в догадках, к чему это сравнение. После вашей истории оно кажется…

— Настораживающим? — усмехнулся Колер. Аэлин постаралась не показать возникшего напряжения и, похоже, ей это удалось, хотя и не без труда. — Нет-нет, вам не стоит беспокоиться, дорогая, я не позволял себе никаких намеков. Эта история — воспоминания, не более того.

Бенедикт внимательно посмотрел на охотницу, расплывшись в виноватой улыбке.

— Теперь меня не покидает ощущение, что окончание сегодняшнего вечера отбило у вас все желание участвовать в нашей охоте. А ведь у нас фактически минус один боец…

Аэлин нахмурилась.

— Вовсе нет. Я все еще в деле, жрец Колер. Хотя травма жреца Цирона… поверьте, я не думала, что так выйдет. Наша тренировка быстро переросла в настоящий бой, и я не успела отметить для себя границы. Была занята тем, что пыталась не дать себя зацепить. У меня, в отличие от ваших братьев, нет покровительствующей организации, я сама по себе. Поэтому…

— Уверяю, леди Аэлин, вам нет нужды объясняться, — покачал головой Бенедикт. — Ренард сам нарвался. Спешу заверить, с ним тренировки всегда перетекают в ожесточенный бой. Мой друг ведь слеп от рождения и всегда вынужден доказывать окружающему миру, что он дееспособен.

— Вполне могу это понять, — кивнула охотница. — Нужду доказывать собственную дееспособность я также испытываю очень часто. Вы и сами уже убедились сегодня: мало кто относится серьезно к женщине, пусть и с оружием наперевес.

Бенедикт невесело усмехнулся и остановился, заглянув охотнице в глаза. В сгущающейся темноте его голубой глаз показался особенно устрашающим. Эта двойственность, казалось, все же и была тем самым отталкивающим, неприятным элементом, что заставляла опасаться этого человека при одном только взгляде в его сторону. Его лицо словно бы делилось надвое, и трудно было сказать, какая из двух половин таила в себе бо̀льшую опасность.

— Леди Аэлин, я очень прошу вас не покидать сегодня пределов нашей организации, — с жаром произнес Колер. Глаза охотницы изумленно распахнулись.

— Простите?

— Прошу провести эту ночь здесь, — невинная улыбка собеседника заставила сердце Аэлин забиться чаще от волнения.

— Боюсь, на этот раз я понимаю вас совсем неверно…

— Боги, вот уж не думал, что в своем возрасте могу производить впечатление похотливого ухажера. Почту это за комплимент, если вы не против, — усмехнулся он. — Вы можете не сомневаться в моей добропорядочности, леди Аэлин, я лишь хотел бы, чтобы до утренней операции «женщина с оружием наперевес» не появлялась вблизи двух трактиров, в которых может скрываться наш данталли. Он подозрителен и мнителен. И, поверьте, он отнесется к вам серьезно, увидит в вас угрозу. Оттого я прошу…

Молодая женщина внутренне сжалась, понимая, что пути к отступлению у нее нет. Если сейчас она откажется, Колер тут же утратит к ней доверие и, судя по его интуиции, вполне может заподозрить ее в связи с Мальстеном. Этого нельзя было допустить.

— Я поняла вас, Бенедикт, — улыбнулась Аэлин. — Вы правы. Мне стоит остаться, чтобы не привлекать излишнее внимание. Надеюсь, его не привлекли сегодня последователи Культа, когда пришли в «Серое Ухо» и довольно громко сообщили об охоте на данталли.

По лицу Колера в который раз за вечер пробежала тень. Аэлин кивнула.

— Так или иначе, я останусь, дабы не сорвать операцию. Утром, когда мы начнем, я предлагаю вам начать с «Сытого Хряка», а «Серое Ухо» оставить мне. Я знаю трактирщика Ганса Меррокеля, помогла ему однажды избавиться от тамера в подвале. Если в его трактире поселился кто-то подозрительный, он расскажет мне все, даже если постоялец заплатил ему за молчание. Но лишь мне, никому другому. Вы понимаете меня?

Бенедикт осклабился.

— Похоже, боги и впрямь устроили нашу встречу не просто так, леди Аэлин.

Охотница с трудом сдержала облегченный вздох.

— И еще одно, жрец Колер, — деловито произнесла она. — Все мои вещи остались в комнате в трактире. И есть среди них то, что мне очень дорого. Не хочу, чтобы мои вещи производили впечатление бесхозных. Нужно отправить кого-нибудь в «Серое Ухо», чтобы предупредили Ганса об этом. Если не проследит за моими вещами до утра, пригрожу ему сожжением за пособничество данталли. Думаю, это его убедит. Подыграете мне?