Наталия Московских - Нити Данталли (СИ)

— К чему вы об этом, леди Аэлин? Праздное любопытство? — невесело усмехнулся он.

— Не праздное, — покачала головой охотница. — Я хочу знать, с чем столкнусь, когда мы доберемся до вашего безопасного места, где вы сможете это… переждать. Кстати, что за место?

Данталли кивнул.

— В этом лесу, в нескольких часах ходьбы находится дом одного моего друга. Там безопасно. И там вам не придется ни с чем сталкиваться, нужна будет лишь отдельная комната, которая там имеется. К слову… я хочу попросить вас. Хозяин дома поймет, кто вы, но, разумеется, вреда не причинит, свое слово передо мной он сдержит. Я должен взять слово и с вас…

— Мы идем в дом к иному? — округлила глаза охотница. — Мальстен, вы издеваетесь? Я ведь… — Аэлин замолчала, терпеливо вздохнув, и ожгла данталли взглядом. — Ай, ладно, бесы с вами! Кто это? Уж не та ли самая тринтелл, к которой мы держали путь? Вы ведь говорили, эта тринтелл живет недалеко от Фрэнлина…

— Это не тринтелл, — качнул головой Мальстен. — Он аггрефьер.

Брови Аэлин изумленно приподнялись, на лице застыла смесь растерянности и возмущения.

— Вестник беды? Серьезно?

— Серьезнее некуда, — отозвался данталли, криво ухмыльнувшись. — Только не говорите, что вы суеверны, леди Аэлин.

— Не сказала бы, — хмыкнула охотница, однако все же задумчиво замолчала.

Суеверной Аэлин себя не считала — по роду занятий не положено было. Однако на всей Арреде вряд ли сыскался бы любитель компании аггрефьера. В народе этих существ называли вестниками беды или воспевателями смерти, полагая их верными слугами богини Рорх, глашатаями Жнеца Душ. Встреча с ними не без причин считалась дурным знаком. Аггрефьеры чувствовали смерть и тянулись к ней с момента своего появления на свет, сопровождая ее истошным воплем, от которого, как утверждали те, кому доводилось слышать этот звук, в действительности можно было обзавестись парой прядей седых волос раньше срока. Энергия чужой гибели давала этим существам подпитку, укрепляла их. Чаще всего отшельническое жилище аггрефьеров можно было встретить вблизи заброшенных мест побоищ или старых погостов. Эти существа были одиночками, они сторонились людей, и такая позиция являлась взаимной.

Аэлин никогда не встречала на своем пути вестников беды, за что благодарила Тарт. Охотница лишь понаслышке знала, что во внешности этих существ есть нечто птичье, хотя, насколько молодая женщина помнила, летать аггрефьеры не умели. Также было известно, что эти существа имеют слабую склонность к эмпатии и способны предвидеть смерть. Из сильных сторон Аэлин припоминала лишь иммунитет к болезням — по крайней мере, ни одной истории о больном аггрефьере на Арреде еще не сложили.

— Как же вас угораздило завести дружбу со слугой смерти? — хмыкнула молодая женщина, стараясь отогнать недоброе предчувствие.

— Дружбу — еще во время учебы в военной академии в Нельне, а после мы вместе были на Войне Королевств, леди Аэлин, — пожал плечами данталли.

— Он тоже работал на Рериха? — поинтересовалась охотница. Мальстен хмыкнул.

— Это Вальсбургской Конвенцией не запрещалось. В основном условия данного договора касались данталли. С аггрефьерами предпочитали не связываться, им позволялось воспевать смерть там, где Рорх призовет их. Собственно, в первые годы войны, когда я еще обучался в Нельне, аггрефьер по имени Теодор Гласс обосновался на старом погосте близ нашей академии. Нашлись смельчаки, которые попытались забить его камнями, когда он вышел из леса. Но ни один камень не нашел свою цель…

Аэлин криво улыбнулась.

— Надо думать, ваша работа?

— Моя, — не стал отрицать Мальстен.

— Выходит, вы суеверным не были с малых лет, — скорее констатировала, чем спросила охотница. Данталли неопределенно повел плечами.

— Был, вообще-то. Пока не увидел Тео — затравленного, перепуганного людской агрессией, убегающего обратно в лес. Я понял в тот день, что аггрефьер ведь не выбирает, кем родиться. Мои нити коснулись и его, и, когда неудавшиеся палачи разошлись, я последовал за Теодором к его жилищу. На тот момент он оказался единственным, кому я мог без страха открыть, кто я. А позже… — Мальстен на миг замялся, — когда Колер и его люди захватили Хоттмар, я предложил Тео помочь мне закончить войну. Его, разумеется, больше интересовала перспектива приблизиться к местам сражений, где гибнет множество людей, но и мне помочь он был не против. Он использовал свой дар предвидения, и с его помощью мы знали, куда посылать поддержку, где будет гибнуть больше людей.

Аэлин поморщилась.

— Еще одно существо, которое наслаждается смертью, — буркнула она.

— Едва ли он ею наслаждался, — покачал головой данталли. — Теодор мучительно переносит чужую гибель. Думаете, вопль аггрефьеров проходит бесследно? Вовсе нет, он приносит страдание и им самим. Правда, Тео так и не сумел объяснить мне, какое именно, но это не отменяет того, как вестников беды тянет к смерти.

— И не объясняет эту тягу, — нахмурилась Аэлин.

— Как тягу мотыльков к огню. Они сгорают, но все равно один за другим повторяют ошибку своих сородичей. У аггрефьеров нечто схожее. Отдаленно.

— Вы сочувствуете им, верно? Вестникам беды, — неопределенным тоном спросила охотница. Мальстен хмыкнул.

— А вы сочувствовали жрецам Красного Культа сегодня, разве нет? — он испытующе посмотрел на свою спутницу. — Возможно, дело просто в том, что я от природы буду сочувствовать иным, а вы — людям?

Аэлин покривилась.

— Это не всегда так. То, что вы моими стараниями до сих пор живы — живой тому пример.

Мальстен почтительно кивнул.

— Не смею спорить. Тут вы правы, леди Аэлин, и я благодарен вам за это, — отозвался он.

Не найдясь, что ответить, охотница погрузилась в молчание, понимая, что так и не услышала ответы на два своих вопроса: о расплате данталли и о том, какую судьбу демон-кукольник пророчит Гансу Меррокелю.

Вальсбургский лес, Гинтара.

Восемнадцатый день Матира, год 1489 с.д.п.

Обливаясь липким потом, Ганс Меррокель проклинал себя за плохую физическую форму, о коей не задумывался в течение всей жизни. Спустя три часа активного движения по лесу мужчина почувствовал, что совершенно выдохся. Ноги гудели от быстрой ходьбы, дыхание сбивалось и сипло вырывалось из горящего пересохшего горла. Все его существо приказывало Гансу остановиться и передохнуть, однако страх подсказывал, что провести времени на ходу стоит как можно больше, пока тело попросту не откажется двигаться. Здравый смысл активно спорил с этим убеждением, доказывая, что силы стоит расходовать равномерно, однако ужас возможных пыток Красного Культа гнал вперед, перебивая собою все остальное.