К. Паркер - Натянутый лук

Из еды ничего не осталось, кроме куска черствого хлеба и ломтика красного сыра, которые никто из них особенно не любил.

— Похоже, придется завтра спуститься в деревню и купить… — начал было парнишка и замолчал.

Лордан ничего не сказал, продолжая жевать.

— Думаешь, у нас будут неприятности? — спросил мальчик после долгой паузы. — Ну, за то, что ты ударил двух солдат?

— Сомневаюсь, — ответил Лордан с набитым ртом. — Подумай, мой брат вряд ли стал бы посылать людей, чтобы спасти меня, а потом сажать в тюрьму за нападение. — Он замолчал и нахмурился. — Хотя все не так просто. Как раз на такое он вполне способен. А потом, оставив меня тухнуть полгода в тюрьме, он бы написал петицию судье с просьбой об освобождении и устроил бы большое шоу из того, как он снова использует свои связи, чтобы вытащить меня из беды. И ожидал бы благодарности от меня. Он — странный человек, мой брат. Я его не очень люблю.

Мальчик задумался.

— А почему? Или это слишком грубый вопрос?

— Потому что, — ответил Лордан. — Да, отдай лучше сыр мне, если не собираешься его есть.

— Пожалуйста. У меня тоже был брат. В Городе. Я тебе когда-нибудь рассказывал?

— Нет.

Мальчик посмотрел на деревянную чашу на полу, поднял ее и поставил назад.

— Иногда я представляю себе, что снова его встречу. Он просто войдет в дверь, без всякого предупреждения, чтобы удивить меня. Хотя я почти уверен, что он мертв, потому что видел, как их убивали. Но мой брат отстал, когда мы убегали, так что есть шанс… — Мальчик отщипнул корочку хлеба и уронил ее в чашу. — Знаешь, мне нравится мечтать об этом, ну, что вдруг найду его снова, много лет спустя, думая все это время, что он мертв. — Он встал и взял чашу и доску для резки хлеба. — А у тебя только один брат?

Лордан покачал головой.

— У меня еще два брата, они все еще живы-здоровы, в Месоге, где я родился. Не видел их… даже уже и не помню сколько. Как бы то ни было, они все еще там, еле сводят концы с концами и работают с утра до ночи, как и я в детстве.

— Значит, их ты тоже не любишь.

— Не то чтобы не люблю, — возразил Лордан. — В каком-то смысле я беспокоюсь о них. Но с ними все в порядке, у них есть ферма. Можно сказать, что они живут жизнью, которой я должен был бы жить.

— А ты о такой жизни мечтал? — Лордан нахмурился.

— Не уверен, — ответил он. — Если бы я никогда не уезжал из Месоги, я бы не знал другой жизни; так что полагаю, я был бы счастлив или удовлетворен. Мысль о другом мне никогда бы не пришла в голову. Когда занимаешься фермерством, оно занимает все свободное время, некогда даже думать о том, что случится на следующий год. Кто-то скажет, что тогда мозг не работает и атрофируется, но я не согласен. Единственное, что беспокоит фермера, — это его ферма, ничем другим он не интересуется. Люди смеются над нами, потому что мы говорим только о погоде: слишком много дождей или мало солнца, слишком сыро, чтобы выгонять скот, или слишком сухо, и овцы не могут найти еду. Достаточно справедливо, полагаю. Но в лучшем случае, если ты сделаешь всю работу, погода не будет слишком ужасной, грачи не вытопчут пшеницу, в общем, все будет нормально, то ты сможешь расслабиться и думать о работе на следующий год, а потом — следующий. Появляется ощущение, что если ты выполнишь свою часть сделки, то система будет работать, и ты получишь свою долю прибыли. — Лордан покачал головой. — Боже мой, если бы я только мог так жить, то мне было бы не о чем беспокоиться.

Мальчик, который не все понял, задумчиво потер подбородок.

— Так почему ты туда не возвращаешься? — спросил он. — Почему бы тебе не купить землю и не стать фермером, если это так замечательно?

Лордан улыбнулся.

— Не знаю. Может, потому что я знаю, что все не так, и не смогу полагаться на то, что система сработает. Пять неудачных лет — и ты окажешься на улице. Однажды придет сержант и заберет твоих сыновей, а судебный пристав отберет твою прибыль в счет долга за десятину, а сборщик налогов придет и отнимет последние деньги, а потом сломается плужный лемех, твоя дочь заболеет, и нужно будет вызывать врача, и так далее, а однажды, идя по улице, ты увидишь торговца и подумаешь: «Черт тебя побери, я бы все отдал за то, чтобы родиться сыном торговца, точно так же, как он мечтает быть сыном фермера, а принц в своей башне воображает, как он убежит из дома и станет пиратом». — Лордан ухмыльнулся. — Все это ерунда, если хочешь знать мое мнение. Пойдем подстрелим какую-нибудь дичь.

Когда они выходили через черный ход, то обнаружили, что дождь закончился. В воздухе пахло свежестью, и вечернее солнце отбрасывало причудливый свет на влажную землю.

— Когда ты говорил «дичь», то имел в виду кроликов, — обвиняющим тоном произнес мальчик.

Лордан пожал плечами.

— Я умею охотиться на кроликов, — сказал он.

— Меня тошнит от них, — запротестовал мальчик. — Даже если добавить кучу специй, все равно чувствуется привкус костей.

— Верно. Но больше ничего съедобное не подпустит меня так близко. Вообще-то хорошо прожаренный и с розмарином…

— У нас нет розмарина.

— И не только розмарина. Выбирай: либо кролик, либо пустой желудок.

Прежде чем мальчик успел ответить, из густой высокой травы прямо у них под ногами взлетел жирный фазан. Лордан натянул тетиву, прицелился и пустил стрелу, на все ушло несколько секунд. Стрела ушла влево и застряла в ветвях.

— Что мне еще нравится в кроликах, — сказал Лордан, снова натягивая тетиву, — так это то, что они не умеют летать.

— Можно я попробую? — с надеждой спросил парнишка.

— Исчезни, — ответил Лордан. — Давай посмотрим на эту кроличью нору около дуба.

Они тихонько подкрались к яме, окруженной кустами ежевики и облепленной пухом.

— Здесь есть один, — прошептал мальчик. — Ты можешь попасть в него.

— Тихо, — ответил Лордан. — Я больше не собираюсь расходовать стрелы. А теперь не двигайся.

Он осторожно, небольшими шажками продвинулся вперед, почти не шевелясь. Когда он был в сорока ярдах, кролик перестал щипать траву и поднял голову. Лордан застыл на месте и подождал, пока голова кролика снова опустится. На тридцати ярдах кролик снова поднял голову; Лордан застыл, неловко балансируя на одной ноге, кролик пробежал пять ярдов по направлению к яме и замер. Охотник ждал. Кролик опустился на все четыре лапы, но не начал есть, как будто размышляя, достаточно ли это безопасно. Лордан приблизился еще на пять ярдов, следя за тем, чтобы каждый раз ровно ставить ступни, осторожно перенося на них вес, чтобы не наступить на веточку или стебелек чертополоха.

В двадцати пяти ярдах он поднял лук и начал прицеливаться, держа стрелу под углом в сорок пять градусов; когда большой палец дотронулся до угла рта, он опустил стрелу на ярд ниже и направо, затем продолжал натягивать тетиву, пока пальцем не дотронулся до губы; в этот момент он пустил стрелу, наблюдая за тем, как она летит к своей цели. Как Бардас и ожидал, кролик увидел стрелу и бросился к норке, но Лордан позаботился об этом заранее: острая, как шило, стрела прошла сквозь спину кролика и пригвоздила его к земле. Он пытался спастись, скреб всеми четырьмя лапами, пока Лордан бежал к нему. К тому времени когда он подбежал, кролик был уже мертв, он несколько раз дернулся и застыл навсегда. Лордан, которому в свое время пришлось убить больше людей, чем кроликов, вытащил стрелу, вытер острие и бросил в колчан на поясе. Затем подхватил кролика за задние лапы и подрезал поджилки. Он поискал палку и повесил на нее добычу, затем вернулся назад и подхватил лук.